– Да вообще не сложно! Ради друзей и не такое могу, – хвастаюсь я.

Тёмка усмехается, недолго молчит, а потом спрашивает:

– Вы когда-нибудь ненавидели своих мам?

– Нет, – отвечаю я.

– Да, – говорит Лёнька.

– Да ну? – Тёмка свешивается с койки, чтобы переглянуться со мной, а потом ложится на кровати на живот и пялится на Лёньку, положив подбородок на руки.

– В шесть лет. Она запретила мне остаться в гостях у подруги детства подольше, тогда был ее день рождения. Я разревелся и объявил всем, что ненавижу маму. До сих пор стыдно, – он прикрывает лицо ладонями, а потом отводит их и поворачивается на бок, чтобы смотреть на нас. – Мне очень не хотелось переставать веселиться.

– Вот опять рекорд побил, – отмечает Тёмка. – Сначала первым из нас поцеловался, потом раскрыл тайну о своем бунтарском прошлом.

Сначала я начинаю краснеть, и только потом вспоминаю, из-за чего. Легкий аромат шампуня Зори, тепло ее дыхания и прикосновение губ. Все тело покрывается мурашками.

– А я тоже поцеловался, – говорю я и начинаю глупо хихикать. – Сегодня.

– И молчит, блин! – негодует Тёмка наверху. – Рассказывай давай!

Я описываю наше общение с Зорей как можно дольше, чтобы измучить друзей ожиданием кульминации. Потом рассказываю о поцелуе, сильно смущаясь и заминаясь, но они не перебивают и не торопят.

– Она первая это сделала, – заканчиваю я.

– Че-т вы оба дурные какие-то, – замечает Тёмка.

– Почему?

– Первыми никого не целуете, вот девчонкам и приходится перенимать инициативу, – он ухмыляется. – Когда я останусь с девчонкой наедине, я ее первый поцелую.

– Ага, только убедись, что она на это согласна, а то обвинит в приставаниях, – отзывается Лёнька.

– Сати к тебе вон тоже приставала. Че-то ты на нее не гонишь.

– К слову, о Сати. Она приняла твой подарок. И поздравила тебя с днем рождения, – вспоминаю я.

– Когда?

– Третьего числа.

– А чего ты молчал все это время?! – вскидывается Тёмка. – Я столько времени упустил!

Мы с Лёнькой смеемся. Постепенно Тёмка присоединяется к нам, оттаивая. Как бы ему ни было тяжело, он все еще отдыхает недалеко от моря. И у нас остается время, чтобы провести последние деньки перед новым учебным годом.

Перед сном я записываю в блокнот все накопившиеся впечатления. Пытаюсь писать рассказ, но он переходит в признания в любви Зоре. Кажется, за последние несколько страниц я упомянул ее имя больше пятидесяти раз. А мысли о поцелуе лезут в голову и уже не смущают.

Раньше я и не думал, что мой первый поцелуй случится так быстро. А теперь только и размышляю, как ехать домой, когда между нами с Зорей произошло такое?

Посреди ночи на меня нападает вдохновение, и я наконец дописываю стихи, которые посвятил Зоре.

24

Когда минуты бегут, а тебя не хватает на всех, с кем хочешь пообщаться, об этом говорят «время утекает сквозь пальцы». Раньше я не понимал смысла этого выражения, а теперь хочется поймать секунды, как песок, и запихнуть в песочные часы. Пусть себе сыплются, а когда закончат, я их просто переверну.

Чем ближе календарь подступает к сентябрю, тем сильнее я ощущаю вину. Приехал отдыхать на море к бабушке и дедушке, а в итоге почти с ними не общался. Чтобы хоть как-то исправиться, стараюсь бывать с ними чаще, отвлекаясь на телефон, когда Зоря или гуляющие друзья что-нибудь присылают.

– Чего вздыхаешь? – спрашивает дедушка, застав меня утром на кухне.

Я стараюсь вставать раньше и накрывать на стол, чтобы дед с бабушкой не тратили на это драгоценные минуты.

– Жалею, что мало времени с вами проводил. Все с друзьями куда-то ходил да с Зорей.

– А чего жалеешь? Так плохо с ними было?

– Нет, с ними было хорошо.

– Мы тебя с бабушкой для того и приглашаем, чтобы ты дышал свежим воздухом, ел свежие фрукты и овощи и радовал нас своим присутствием. Да и ты уже не ребенок, чтобы постоянно сидеть с нами, – дедушка садится за стол, бросает два кубика рафинада в чай и начинает помешивать его ложкой.

– Ты на меня не обижаешься? А бабуля?

– Чего нам обижаться? Если наши дети и внуки счастливы, мы тоже счастливы. Большего и не надо, – он подмигивает мне, и я улыбаюсь, садясь рядом с ним и жуя бублик. – В этом и есть прелесть молодости, Сенька.

– В чем?

– Ты можешь быть беззаботным. Повзрослеть всегда успеешь, проблемы навалятся, выпускные экзамены, поступление в универ… А сейчас, пока есть время, пусть твоя голова остается легкой. Лёгкая голова – свободное сердце.

– Сложно ты завернул, но мне нравится.

– И потом, теперь у тебя девочка есть. Не все же тебе с нами, стариками, тусоваться? Будешь к ней в гости приезжать. Может, даже чаще.

Краснею. Все же непривычно так открыто обсуждать с дедом мою первую любовь. Хоть я и представил Зорю маме, все еще странно думать, что после возвращения придется обсуждать нас с ней подробнее. Раньше я все рассказывал маме и папе, бабушке и дедушке, а сейчас понимаю, что настало время небольших тайн, которые останутся только между мной и Зорей.

После разговора с дедом я пишу забавные рассказы о них с бабушкой. За неделю их скапливается столько, что я решаю устроить для бабули и дедушки творческий вечер. Тёмка и Лёнька тоже присутствуют, но Зорю я не зову. Не хочу перед ней позориться своей прозой. Перед ней я буду позориться со стихами…

Прочистив горло, я вслух зачитываю рассказы, то и дело отрывая взгляд от блокнота и посматривая на своих слушателей. Они все улыбаются, Тёмка даже не вставляет язвительных комментариев. Когда я заканчиваю, бабушка поднимается и, подойдя ко мне, обнимает.

– Какой же ты у меня талантливый, Сенечка, – она смахивает подступившие слезы.

– Бабуль, ну ты чего? Расстроилась? – пугаюсь я.

– Нет. Меня трогает, что ты взрослеешь и становишься таким самостоятельным.

– Спасибо, – обнимаю ее покрепче.

– Жду твою первую книгу в следующем году, – говорит бабуля, поглаживая меня по спине.

* * *

В последнюю неделю