— В том числе и на нас, — как эхо отозвался Иван, скорее из упрямства и глухого, рождавшегося исподволь раздражения, чем из желания защищать паромщика.

Туман уже плыл облаком по реке, сквозь него пробивался ровный, похожий на шум водопада гул.

— Не по себе я, видно, дело выбрал, — сказал вдруг Иван и даже испытал некоторое облегчение, как будто наконец нашел ответ на то, что мучило его последние дни. — Даже не представляю, как это я буду командовать другими…

— Ну ты даешь, Иван! — Дивясь быстрым переменам в настроении друга, Векшин покачал головой. — Так я тебе и поверил, что за три недели до того, как стать офицером, ты опомнился и начал придуриваться… Ведешь себя сегодня как девица на выданье! Не с той ноги встал, что ли?

— Вот люди! — Иван хмыкнул. — Когда трепешься — все верят тебе, а говоришь правду — не верят…

— Тебе, Иван, не худо бы в монастырь податься, а не в училище. — Андрей рассмеялся. — Ходил бы в рясе, читал молитвы, пил на ночь святую водичку и размышлял бы о сложностях бытия… Вечно ты что-то выдумываешь! Ты не вникай, живи как живется…

За туманом ударили нежданно звонкие склянки, всколыхнул тишину и повис над спящей деревней, над лугами протяжный гудок парохода. На самом фарватере возникло светящееся пятно, поначалу оно проступило мутно, как сквозь промасленную бумагу, потом стало ярче, пароход двигался как бы ощупью, медленно, светясь размытыми огнями. Что-то покрикивал на мостике невидимый капитан, затем туго, со свистом зашипели струи пара, кто-то пробежал по верхней палубе, гремя сапогами, с громовым грохотом сорвался и бултыхнулся в глубину якорь, зарычала цепь, и, когда все стихло, стало слышно, как кто-то играет на пианино…

— Эх, закатиться бы сейчас в ресторанчик! — тоскливо протянул Андрей. — Тепло, светло, музыка играет! Красивые женщины за столиками… Заказали бы пивка, затеяли умную беседу…

На пароходе по-прежнему кто-то играл, и Каргаполов, закрыв глаза, слушал, и все, что врывалось в мелодию, сливалось с нею — шорох шагов на палубе, журчащая под иллюминаторами вода, чьи-то приглушенные голоса, счастливый, беззаботный смех женщины…

В детстве Иван жил у большой реки и с той давней поры любил пароходы. Они проплывали мимо деревни в сумерках, иногда ночью, пронизывая реку струящимися потоками света, будоража тишину тягучими призывными гудками. Иван вместе с мальчишками, едва заслышав гудок, бежал на берег, глядел на плывущий мимо ярко освещенный дворец, завидовал людям, стоявшим на верхней палубе, и испытывал чувство жалости, сожаления и почти утраты. Ему казалось, что на этих пароходах едут не обыкновенные люди, а какие-то особые, далекие от будничной серой жизни, и живут они где-то в необыкновенных чудесных городах, в домах, похожих на этот пароход, там всегда играет музыка, люди веселятся, танцуют, курят дорогие папиросы, гуляют с красивыми женщинами. И хотя позже он и сам плавал на таком пароходе, чувство удивления и тоскливого томления не исчезло, оно вспыхивало всякий раз, стоило ему увидеть на реке залитый огнями пароход. Как было бы хорошо, если бы он вот сейчас, в эту минуту, оказался там, на палубе, рядом с салоном, откуда тихо доносится музыка. Он без всякого сожаления уехал бы куда глаза глядят от этого берега, бросил бы свое училище… Вот так бы плыть и плыть в эту влекшую даль, смотреть на заливные луга и озера, на деревни с белыми колокольнями, на пестрые стада коров, на пылящие по дорогам грузовики, приветствовать гудками встречные суда. А по вечерам, когда берега отступят в темень и попутные деревни будут казаться заброшенными и покинутыми, он бродил бы с каким-нибудь случайным спутником по освещенной палубе, стоял на носу парохода под теплым, веющим в лицо ветром и говорил, говорил о чем-то важном и прекрасном, без чего человек не может понять — зачем и для чего он живет…

Векшин вдруг торопливо зашарил по карманам, но нашел лишь пустой коробок спичек, свистнул:

— Вот черт, опять курево забыл! Выручай, Иван!

Каргаполов достал пачку «Шипки», и Андрей быстро выловил две сигареты, одну зажал в губах, другую сунул за ухо, под пилотку. Он почему-то всегда умудрялся забывать свои сигареты, «стрелял» у товарищей.

— Дай огонька!

Иван щелкнул зажигалкой, и Векшин, чуть наклонясь, жадно присосался к синеватому пламени. Тень от пламени порхала по его лицу, как тень от бабочки, то высветляя лоб с волнистым чубом, то сросшиеся у переносья черные брови, то упрямо сжатый рот с припухлыми капризными губами. «Красив, дьявол, — подумал Иван. — Недаром девки на него заглядываются ».

— Ты, Андрей, только брось задирать деревенских, — трогая товарища за руку, глухо сказал Иван. — Чего ты перед ними фасонишь? Ребята как ребята, а ты их на смех поднимаешь…

— Ну и что? — Векшин выпрямился, криво усмехнулся: — Боишься этих лопухов? Да мы их, этих чубариков, живо раскидаем, пусть только сунутся!.. Вон ты какой битюг!

— Больно мне нужно кого-то раскидывать. — Иван вздохнул. — Не в том дело… Не понимаю — чего ты перед ними выпендриваешься?

— Хватит, не читай мораль! Мне наш майор со своей моралью вот где сидит! — Андрей рубанул ребром ладони по шее и рассмеялся. — Сбрасывай ремень, рассупонивайся… Тут мы вольные казаки!

Он расстегнул крючки воротника, сцепил ремень металлической пряжкой, надел, как портупею, через голову. Иван только одернул гимнастерку, торчавшую неуклюжими раструбами из-под широкого ремня.

— Слышь, Вань… Давно собираюсь тебя спросить, только ты не обижайся. — Векшин помолчал, медленно выдохнул дым. — Имел ты дело с Катей?

— Какое дело? О чем ты? — вспыхнул Иван, и в голосе его послышались и раздражение, и скрытая угроза. — Я совсем не за этим к Кате хожу… Просто она душевный человек, и мне с ней интересно…

— Телок ты, Иван, ей-богу! — Векшин рассмеялся. — Не может быть, чтобы ты рассуждал о культурной революции в Китае и хлебал парное молочко и ни разу не прижал ее. Неужели ты не понимаешь, что ей до лампочки политика и философия? Она ждет не дождется, когда ты ей руку и сердце предложишь! У нее ведь одно на уме — как бы свить свое гнездышко и вывести еще одного птенчика!

— Какого птенчика! — начиная уже злиться, сказал Иван, чувствуя, как его снова начинает мутить тревога. — Ты это нарочно придумал и подначиваешь или что-то на самом деле слышал?! Только честно!.. Или ты считаешь, что я могу, как ты с Дашей, — вскружил женщине голову, потрепался и бросил… Хамло ты несчастное!

— Насчет Дашки ты не в курсе, — как бы уже сожалея о начатом разговоре, обиженно протянул Андрей. — Там сложилась опасная ситуация!