мои вещи, после чего в паре с другим отконвоировал меня в контору к шерифу, где нас встретил Ворон. Третий остался с раненым. Уже уходя из таверны, я услышал, как мужик за стойкой, оказавшийся владельцем заведения, приказал мальчишке из прислуги бегом мчать за лекарем.

— Что у вас произошло? — мрачно уставился на меня и конвоиров помощник шерифа.

— Этот убил нашего товарища, когда мы пришли в таверну позавтракать, — быстро сказал один из сладкой парочки.

— Это правда, Горыныч? — взглянул мне в глаза помощник.

Я заметил, как по лицам моих сопровождающих проскочила кислая гримаса. Сообразили, что раз помощник меня знает по имени, то я точно не могу быть неким Мясником.

— Я только защищался, — сказал я. — Он первым наставил на меня револьвер и первым выстрелил. Вот, — я поднял руки, снял шляпу с головы и продемонстрировал дырочку в тулье. — Свежая, ещё дымом пахнет. На ладонь ниже и у меня была бы такая же в черепе.

Пулевое отверстие я обнаружил на улице, когда вышел из таверны. Взялся поправить головной убор и пальцами нащупал пробоину. Странно, что её у меня не сорвало пулей, как показывают в кино. С другой стороны, где кино, а где реальная жизнь⁈

— Ясно, — он перевёл взгляд на любителя джина. — Это так?

— Ну, что-то такое было. Наш приятель направил на него револьвер и сказал, что он похож на мясника Джека. Поэтому нужна проверка. А этот, — мужчина косо посмотрел на меня со злостью, — сразу же стал стрелять. Храп нажал на курок уже раненым.

— Но оружие он достал первым, так?

— Так, — скривился товарищ покойного задиры.

— Горыныч, тебе придётся посидеть в клетке, пока я не разберусь с этим делом. Это его вещи? — последнюю фразу он адресовал конвоирам.

— Да. Всё, что при нём было, — кивнул один из них.

— Оставляйте и ждите.

Я вёл себя спокойно, демонстрируя покладистость и веру в справедливость расследования. А вот внутри у меня кипела и клокотала смесь из злости, обиды и страха. Камера представляла из себя пристройку из кирпича без окон с одной внутренней стенкой, скованной из толстых стальных прутьев. В ней же были двери из таких же прутьев. Внутреннее помещение делилось на несколько отсеков решётками. Поверх них висели доски, отделяя арестантов друг от друга. Нары в три ряда, на которых можно только лежать, но никак не сидеть из-за мизерного пространства между ними. Проход между ними тоже не блистал размерами.

— Захочешь по нужде — терпи. Выводим дважды в сутки, утром и вечером, — дал последнее напутствие Ворон, когда крутил ключ в замке.

В каком-то смысле мне повезло, или так Ворон выразил своё отношение ко мне. Он посадил меня в пустую камеру, а не стал подселять к уже имеющимся задержанным, которых торчало в соседних клетках человек десять. При этом в одной я заметил двух женщин и трёх мужчин. В другой лежало на голых досках ещё четверо мужиков. Кто-то из них спал или лежал с закрытыми глазами, другие с ленивым любопытством смотрели на нас. Как только Ворон ушёл из помещения, они меня попытались разговорить. Но всё чужое любопытство и желание почесать языками разбилось о стену моего молчания. У меня не было ни желания, ни настроения болтать. Почти все спокойно это приняли, только один зло прошипел:

— Чтоб тебя повесили!

Помощник шерифа вернулся через два с лишним часа, вывел меня из клетки, привёл в свой кабинет, посадил за стол и даже предложил кофе. Помня о режиме и не зная насколько Ворон лояльно ко мне настроен — вдруг это игра — я отказался от напитка.

— Храп умер, — наконец, сообщил он мне.

Я пожал плечами:

— Не стану говорить, что жалею и раскаиваюсь.

— У нас за убийство вешают.

— Даже за самооборону? — напрягся я.

— Нет.

— Тогда меня отпустят?

— Нет.

— Почему?

— За убийство должно последовать наказание. Будь ты жителем форта, хорошо всем знакомым или за тебя кто-то поручился бы из форта, то я бы уже вернул тебе твои вещи и выпустил на улицу. Но ты у нас, Горыныч, никто.

— И что мне грозит? — я приготовился к худшему. Вдруг тут рубят руку или выжигают правый глаз в качестве лёгкого наказания?

— Работы на благо форта. В основном это связанно с чисткой выгребных ям, уборкой навоза в загонах и на улицах и копанием ям со рвом за стенами для укрепления защиты, — перечислил он.

— Долго? — задал я очередной вопрос. Настроение после услышанного слегка повысилось. Работы, пусть и грязной, я не боялся. Главное, чтобы не запрягли надолго. Мне и так с каждым божьим утром не по себе становится от мысли, что тот кластер со скалой, где тухнет туша элитника, взял и перезагрузился.

— На пару недель.

— Чёрт, — вырвалось у меня. — А поменьше нельзя? Могу подольше и побольше поработать, если срок уменьшится хотя бы вдвое.

— Ты куда-то спешишь? — пристально уставился на меня помощник шерифа.

— Спешу, — кивнул я. — Хочу убраться из этих краёв. Мне здесь совсем не нравится. Я тут или другим помогаю, или меня заставляют другим помогать. Ничего для себя сделать не могу.

— Однако при этом ты жив, в мешке полно споранов и гороха, куча прекрасного оружия и немалый запас патронов, — заметил он.

— Если бы у меня этого не было, то и я бы уже не существовал.

Ворон с минуту молчал, сверля меня взглядом. Наконец, произнёс:

— У меня есть к тебе предложение, Горыныч.

— Слушаю.

— Вместо копания в дерьме предлагаю тебе на эту пару недель записаться в мой отряд. Нужно будет скататься на удалённую ферму и посмотреть, как там дела. За это тебе не только простится убийство, но ещё и будет хорошо заплачено. Дополнительно компенсируются все потраченные в рейде боеприпасы. И оружие тоже, если вдруг его потеряешь.

— Вот так просто возьмёшь с собой неизвестно кого? — слегка удивился я.

— Я умею разбираться в людях. Те кого ты вывел из города, очень хорошо о тебе отзываются, — сказал мужчина. — Так что? Идёшь в рейд или чистить выгребные ямы?

Я вздохнул, прикинул что по чём и решил уточнить:

— А могу я уйти