Несмотря на жару и темп, который сержант выбрал, его серая толстовка с капюшоном и майка под ней были сухими и пахли стиральным порошком так сильно, будто негр только что забрал их из химчистки. Девушки, мимо которых Рассел проносился, томно улыбались ему, а парни с завистью смотрели сержанту вслед – у них-то всегда недоставало силы воли, чтобы заняться собой, в отличие от этого подтянутого типа. В иной день Пол обязательно победно улыбнулся бы в ответ на многочисленные взгляды, но сегодня был совершенно не подходящий для смеха день.

Даже небо казалось не по-летнему серым. Пузатые грозовые тучи нависли над Вашингтоном и приготовились обрушить на город всю накопленную влагу разом. Странно, а ведь когда сержант выходил из дома, ничто не предвещало беды – стояла удушливая жара, такая типичная для нынешнего лета, что ей уже давно никто не удивлялся.

Покосившись в сторону предгрозового неба, Рассел скрипнул зубами и ускорился.

Мокнуть под дождем в его планы не входило.

* * *

В метро, как обычно в это время суток, было чертовски людно.

Толпа протащила детектива Тернера через эскалатор – он едва успел приложить карточку к считывающему диску – и буквально внесла в вагон только-только подъехавшей электрички, припечатав к надписи «не прислоняться» кучерявым толстяком в потной майке с логотипом «Марвел» на груди.

«Долбанные фанаты комиксов», – подумал Ларри, глядя на взъерошенные волосы парня и его красно-желтые кеды, которые, видимо, должны были подчеркивать его сходство с Железным Человеком.

Электричка тронулась с места, и жирдяй, не успев схватиться за поручень, буквально размазал детектива по стеклу.

– Поаккуратнее, пончик, – раздраженно процедил Тернер и, когда толстяк с недовольной миной оглянулся через плечо, продемонстрировал ему полицейский жетон.

Это сработало: заметно побледнев, обожатель Тони Старка поспешно ретировался в направлении противоположной двери. Ларри провожал его хмурым взглядом, старательно пряча облегчение.

«А ведь если он кого-то раздавит, этот вагон станет местом преступления и я точно опоздаю на вторую игру финала» – с тревогой подумал детектив.

После фиаско в матче-открытии «Уизардс» должны обязательно побеждать, иначе их вполне может ждать «сухарь» от действующих чемпионов из Лос-Анджелеса. Тернер с наслаждением представлял себе, как Джокард, лучший игрок столичных «волшебников», кладет победную «трешку», когда внезапно ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Повернув голову, детектив увидел мужчину лет сорока пяти в стильных очках, который при виде мрачной физиономии Тернера спешно уставился в газету. Что еще за фрукт, подумал Ларри, скептически глядя на странного незнакомца. Просто любопытный горожанин? А может, принял Тернера за кого-то другого?

«Чертова паранойя…»

Решив, что пялиться на очкарика в ответ тоже не дело, Ларри отвернулся к окну. Они как раз вынырнули из тоннеля и теперь неслись по открытой местности навстречу новой «пещере». До нужной детективу станции было еще прилично, и он собирался провести это время, предвкушая грядущую игру, а не выискивая в толпе людей коварного шпиона.

За окном начинался дождь.

* * *

Тучи разразились ливнем буквально в тот момент, как вылизанный до блеска металлически-зеленый «додж» капитана Барнса выезжал с подземной стоянки управления. Капли дождя застучали по поверхности капота, крыше, багажнику, а стекла моментально покрылись испариной. Капитан, чертыхаясь, включил печку и «дворники», чтобы видеть хоть что-то.

Барнс никогда не был лихачом, а в дождь и вовсе старался перемещаться с черепашьей скоростью, хотя оживленные улицы столицы такой стиль езды откровенно презирали. Стоило капитану занять крайнюю правую и поползти по ней в направлении дома, как неугомонные любители четвертых и пятых скоростей начинали остервенело сигналить ему в спину и демонстративно проноситься мимо, мигая задними фарами, – смотри, мол, как надо, улитка зеленая.

Впрочем, Барнсу было наплевать на мнение этих лихачей. Капитан знал, что, с какой бы скоростью он ни ехал, дома его все равно будут ждать жена, вкусный ужин и горячая ванна, и потому медленно, но верно, без лишних рисков, двигался навстречу цели.

В глубине души он с давних пор терпеть не мог «вечно спешащих» горожан, которые своей идиотской спешкой только усложняли жизнь себе и окружающим. Вот один тебя обогнал, за ним второй, третий… Миг – и лихачи уже скрылись за поворотом. А потом, буквально минуту спустя, ты сворачиваешь туда же и обнаруживаешь, что все трое столкнулись на подъезде к очередном светофору. Ты смотришь на разбитые автомобили, слышишь стон одного из водителей – у него не сработала подушка безопасности, и он при ударе сломал нос об рулевое колесо – и думаешь про себя: «Ну и куда было так спешить?» Или: «Неужели никчемные полминуты стоят сломанного носа?»

И дай бог, если все живы. Если они стоят на здоровых ногах и, глядя на горы металлолома, в которые превратились их машины, чешут в затылках здоровыми руками. Куда хуже, если кого-то сплющило вместе с тачкой и все последующие годы этот бедолага будет перемещаться на инвалидной коляске и проклинать свою неуемную жажду скорости.

А еще ужаснее, когда из-за подобных тварей страдают честные трудолюбивые люди.

Подобных козлов Барнс готов был убивать собственными руками.

* * *

Сегодня Паттерсону свезло освободиться пораньше, и он не собирался тратить время понапрасну. Дома его ждали жена с дочкой, и агент летел к ним на всех парах, огибая на своем угольно-черном «шевроле» надоевших тихоходов.

«Черт, это ведь Вашингтон. Гребанная столица Штатов. Как можно плестись по шоссе с такой черепашьей скоростью?»

Проскочить светофор на мигающий зеленый не удалось, и Паттерсон резко ударил по тормозам и в сердцах хлопнул ладонями по рулю.

«Нэнси уже наверняка собралась и теперь кружит вокруг Клары, как юла, – думал агент, глядя наружу сквозь залитое дождем лобовое стекло. – А Клара нервничает, смотрит на часы и хмурится. Сейчас буду икать…»

Светофор нехотя переключился с красного на зеленый. «Шевроле» сорвался с места, словно охотничья ищейка, учуявшая добычу, и понесся вперед, ревя мотором.

Кто-то скажет, что десять лет – не такой уже великий срок для брака, но, черт возьми, большинство знакомых агентов и на этот «подвиг» оказались не способны. Причем Паттерсон не брал в расчет самых причудливых индивидов, которые с самого начала жили в гордом одиночестве, не в силах отыскать «родственную душу». Речь шла о рядовых агентах, в голове которых было не так уж много тараканов, чтобы их называли «причудливыми». Так вот даже эти самые, рядовые, агенты, как правило, не могли сохранять брак дольше четырех лет. И этот срок – четыре года – Паттерсон взял не с потолка, а из вполне себе официальной статистики, которая велась специальным отделом вот уже сорок с лишним лет.

А они вместе уже десять. То есть, в два с половиной раза дольше обычного.