– А какое у меня положение? Что вы хотите сказать? – насторожилась, нервно побарабанила пальцами по рулю.

– Весьма уязвимое, Софья Николаевна!

– Почему же?

– Потому что вы, игнорируя мои советы, лезете прямо в пасть к тигру. Который вас съест и даже косточек не выплюнет.

– В смысле?

Я включила зажигание и медленно поехала по двору. В груди образовалась неприятная пустота от всплеска адреналина. Никогда не могла похвастаться особой смелостью, поэтому угрожающие интонации Гурьянова, конечно, меня сейчас пугали.

– Между прочим, я выяснил, что именно Казанцев организовал вам проблемы с трудовой инспекцией.

– Что?! – изумилась я и даже от неожиданности вдавила педаль тормоза в пол. Машина дёрнулась и замерла. Хорошо, что я ещё не успела выехать со двора на оживлённую улицу.

– Вот вы ему доверяете, а он специально подстраивает всё так, чтобы вы к нему бежали за помощью, – желчно сообщил Гурьянов. – Касательно счёта – не в курсе. Вероятно, и здесь он руку приложил. Но про трудовиков я точно знаю. Их на вас натравил ваш дорогой Кирилл Андреевич.

– Вы ошибаетесь!

– У меня проверенная информация. И это метод Казанцева: действовать исподтишка, манипулировать, обманным путём подчинять людей своей воле.

Я заторможенно наблюдала сквозь лобовое стекло за танцующими снежинками. Весь двор уже был засыпан пушистым снегом, на ветках тополя качались серыми шариками воробьи.

– Ярослав Алексеевич… А как вы узнали, что у меня проблемы с трудовой инспекцией?

– Вы мне сами сказали, Софья.

– Нет, я не говорила.

– Серьёзно? Кхм… Значит… Возможно, услышал от кого-то. Я ведь очень заинтересован в вас, милая Софья, поэтому постоянно держу руку на пульсе, контролирую, как обстоят дела у «Софлайна».

– Это очень мило с вашей стороны, – медленно произнесла я. Пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы фраза прозвучала нейтрально, а не с ядовитой насмешкой.

Получается, Гурьянов знал, что у меня проблемы с инспекцией, однако поддержки не предложил. Ждал, когда сама взмолюсь о помощи. Именно по этой схеме и строились наши отношения весь прошедший год.

Так может, все проблемы как раз Гурьяновым и были подстроены?

– Ладно, забудем об этом Казанцеве, устал я уже от него! Говорите, Софья, какие конкретно претензии вам выдвинул трудовой инспектор? – тоном благодетеля поинтересовался чиновник.

Я поняла, что сейчас не выдержу и взорвусь. Скажу функционеру всё, что я о нём думаю… И тем самым наверняка капитально усложню себе жизнь.

– Ярослав Алексеевич, вы простите, я ведь сейчас за рулём. Тут сложная дорожная ситуация, а я не так уж хорошо управляю машиной… Боюсь, сейчас въеду куда-нибудь.

– Софья, что же вы сразу не сказали! – искренне испугался Гурьянов. – Мы потом поговорим! Следите за дорогой, не отвлекайтесь.

– Спасибо.

– Ещё созвонимся!

Созвонимся…

С каким удовольствием я бы отправила его в чёрный список! Но это дорого мне обойдётся.

*****

Я успела переговорить с рекламщиком и собиралась ехать домой. Уже начала поглядывать на часы, когда прилетело сообщение от Кирилла:

«Мы в отеле, дети играют»

А спустя ещё некоторое время раздался звонок. Но это был не владелец номера, а мой сынок – он звонил с папиного телефона.

– Мама, мам! – на экране появилось оживлённое личико Олежки. – Я сейчас с Анюткой. Мы уже поужинали, папа заказал еду в номер, мясо было такое вкусное! И тортик тоже. А сейчас у нас возникла вот какая идея… Можно я останусь здесь на ночь? Тут столько места, у-у-у-у! Но папа сказал, что ты должна разрешить. Мам, можно? Да? Да?

Кирилл наклонился к сыну, и теперь я увидела на экране ещё и его лицо.

– Соня, ты не против?

Ребёнок делал мне знаки: соглашайся скорее!

– Хорошо, я не против. – Постаралась произнести это как можно спокойнее, но внутри уже разрасталось странное ноющее чувство. Обида? Ревность? По крайней мере, сильное огорчение… Внезапно почувствовала себя ужасно одинокой. Они там будут втроём в отеле, а я здесь одна?

Сразу подавила негатив. Что это я, на самом деле! Пусть сын поиграет с сестрой, пообщается с папой. С Анюткой ему весело, а с отцом – интересно.

– Ура-а-а! – закричал Олежка, получив моё согласие. – Какая крутая у меня жизнь! Я постоянно где-то ночую.

– А где ещё? – удивлённо поднял брови Кирилл.

– Ну-у-у… Например, в субботу я ночевал у крёстной.

– Эм… В эту субботу? Точно?

– Да, пап, точно. Помнишь, мы с тобой приехали с английского, а у нас в гостях тётя Вероника. И она сказала, что она совсем не тётя, а ты совсем не папа. Я так перепугался! А потом вечером пошёл ночевать к Лизе.

– Значит так, да?

– Ага!

Озадаченный мужчина перевёл взгляд с сына на меня, вероятно, ожидая подтверждения. Я кивнула: да, всё так и было.

Кирилл ненадолго завис. Видимо, осознавал, какой королевский шанс он упустил, когда в тот вечер не пошёл до конца. Ребёнка-то дома не было! Но папуля этого не знал.

Я грустно улыбнулась, а Кирилл, наконец, вернулся к действительности:

– Отлично, договорились. Олег остаётся в гостинице, а утром я отвезу его в сад.

Выключив смартфон, я минуту сидела в машине. Целиком погрузилась в свои мысли, тонула в них, как в бурном океане. Мама спросила, как мы будем жить дальше. Вот и меня волновал тот же вопрос…

Дома обнаружила Лизу и Панкратова.

– Соня, Олежка, скорее ужинать! – позвала с кухни подруга. – Я сделала запеканку из брокколи и радужную форель в провансальских травах.

Умеет Лиза рекламировать. Только от одного этого объявления у меня болезненно сжался желудок. Вдруг вспомнила, что не успела сегодня пообедать.

– Ой, а где Олежка?

– В отеле играет с Анечкой. Переночует там же.

– Ого… – удивилась подруга. – Даже так!

А Панкратов уже вовсю стучал вилкой, хотя и возмущался, что его кормят рыбой и овощами, как будто он на диете.

– Я бы борща поел. И котлету с макарошками. Лиза, ты же умеешь!

– Не рыпайся, а то вообще больше никогда ничего не получишь, – моя подруга стукнула друга по плечу. – Привередливый какой!

– Лиза, прикинь, сегодня мне позвонил Гурьянов… Боюсь, весь год именно он нам и вредил.

Я объяснила, как пришла к такому заключению, выложила все подозрения относительно чиновника.

– Да ты что! – всплеснула руками Лиза. – Вот козлина! Но это только домыслы, доказать-то мы ничего не сможем.