Она впервые задумалась о том, что уже совсемскоро, недели через две, будет отпразднована их с Димитрием свадьба и ихмноголетние однообразные отношения – пылкие с его стороны и прохладные с ее –должны будут совершенно измениться. Они станут супругами, возлягут на ложе, иМарианна узнает, что такое мужская любовь…

– Барбара, – пробормотала она сусилием, – скажи…

Барбара насторожилась. Она чувствоваланастроение госпожи так же безошибочно, как птицы чувствуют непогоду. И,кажется, понимала, о чем сейчас пойдет речь…

Она в первую минуту была изумлена, услышавслова панны Марианны:

– Барбара, скажи… Что говорят люди о моейсестре?

– О вашей сестре? Что говорят люди овашей сестре?! О пани Вишневецкой?

– Ну да, да! – нетерпеливовоскликнула Марианна. – Что говорят о ней?

Барбара недоумевающе вскинула брови и вдругпонимающе кивнула. Так вот оно что…

– Ох, сударыня, – дипломатичнопожала плечами Барбара, – вы же знаете, что я никогда не прислушиваюсь ксплетням.

Марианна подавила смешок: более завзятойсплетницы, чем Барбара Казановская, она в жизни не видела. Потому ей и не былоскучно с Барбарой, что и сама панна Мнишек втихомолку питала склонность к этомустарому как мир развлечению благородных и вовсе не благородных дам.

– Я могу только сказать то, что самадумаю на этот счет, – продолжила Барбара, дождалась поощряющего кивка отгоспожи, а потом ее не надо было ни поощрять, ни подгонять, а ежели бы Марианнапожелала остановить свою подругу и наперсницу, то ей пришлось бы приложить длясего немалые усилия. Впрочем, она и не собиралась останавливать Барбару!

– Конечно, не слишком хорошо, когда усупружеской пары так долго нет детей. Это свидетельствует либо о нездоровье,либо о неладах между мужем и женой. А ежели судить по тому, что пан Константинне пожелал, чтобы пани Урсула сопровождала его в этом путешествии, речь идетименно о неладах. Это печально, сударыня, потому что пани Урсула и хороша, иумна, однако… увы, Бог не дал ей того, что непременно должно быть в каждойженщине: умения не только поймать, но и удержать при себе мужа. Видите ли, моядорогая, мужчины – странные создания. Они женятся на невинных скромницах,однако втихомолку желают, чтобы на супружеском ложе те вели себя как истинныеблудницы. Вот возьмите хотя бы Стефку Богуславскую. Ей будет трудноватоотыскать себе мужа, однако не сомневаюсь, что, упрекая ее днем за легкомыслие,ночью он будет в восторге от своей супруги!

– Но я не Стефка! – строптивовскинула голову Марианна. – И вертеть мужа в постели, как пирожок насковородке…

Барбара с особым интересом взглянула на панну.Ого! Вот это да!

– Нет, моя радость, – ласковосказала она. – Это вам придется вертеться, как будто вас припекло, если вызахотите доставить удовольствие супругу и получить его сами!

– Сама?! – Марианна от изумленияокруглила свои красивые серые глаза. – Ты хочешь сказать… Да развеудовольствие в браке существует не только для мужчин?!

– Рада вам возразить, – неудержалась от смеха Барбара. – Не только, отнюдь не только! Нужно лишьуметь его получать!

– Я… я, наверное, не сумею, – глухопрошептала Марианна, опуская голову. – Я… ничего такого не умею, я умеютолько… Я боюсь, Барбара!

– Ах, моя маленькая девочка! –прошептала гофмейстерина, расчувствовавшись чуть ли не до слез. – Японимаю. Вы умеете только мучить мужчин своей красотой и холодностью, но даватьим радость вы не научены. И вы боитесь, что ваш супруг разочаруется в вас истанет искать утешения в других объятиях?

Барбара понимала, что выражается слишкомпрямолинейно, что ее откровения могут быть оскорбительны для Марианны, однакоименно откровенность была тем лекарством, которое вылечит ее госпожу.

– Панна, – прошептала онавкрадчиво, – конечно, лучше всего было бы попробовать… Вы понимаете?Получить некий урок… Нет ли здесь мужчины, который был бы вам приятен? Уверяювас, что ваша девственность будет сохранена: это будет просто как игра, какурок, как репетиция актрисы перед действом…

Она ожидала взрыва возмущения, однако Марианнатолько хихикнула.

– Ты шутишь, Барбара! Надо было думать обэтом раньше! Здесь ведь совершенно невозможно сохранить даже подобие тайны.Конечно, все это очень забавно…

Глаза Марианны на миг затуманились, и Барбарауставилась на нее с алчным любопытством. Матка Боска, ее госпожа, еенеприступная госпожа думает о каком-то мужчине! О ком? Может быть, о своем зятеВишневецком? О пане Стадницком? О Любомирском или Балле? Да мало ли тутпригожих панов! А вдруг… а что, если она думает про несусветного красавчикаЯнека Осмольского?!

Тут Марианна, словно почуяв мыслигофмейстерины, зябко передернула плечами и выпрямилась.

– Нет, – сказала она с той прежнейсухостью, которая всегда была свойственна ее голосу. – Нет, Барбара. Всеэто безумие. Никаких уроков! Придумай что-нибудь другое, чтобы я могла бытьуверена в любви ко мне мужа. Пойми: Россия – безумная страна. Здесь принятозаточать неугодных жен в монастыри или вовсе уничтожать их. Я слышала о бабкемоего Димитрия, Елене Глинской. Чтобы жениться на ней, великий князь ВасилийИванович заточил в монастырь свою супругу Соломонию Сабурову. Я совершенно нехочу, чтобы мне хотя бы отдаленно грозила такая участь. Я хочу остаться длямоего мужа единственной! Ты понимаешь?

– О да, панна, – покладисто кивнулаБарбара. – Я понимаю. Тогда – что? Тогда нам остается единственный выход!

– Какой?

– Найти какую-нибудь знахарку…

– Знахарку? Ты хочешь сказать,ведьму?! – ужаснулась воспитанница иезуитов.

– Ведьму, колдунью – назовите ее какугодно! – воскликнула Барбара. – Главное, чтобы она готовилаприворотные зелья!

И прикрыла себе рот рукой, убедившись, чтоговорит чрезмерно громко.

Однако Барбара принялась осторожничатьчересчур поздно. Стефка, Стефания Богуславская, камер-фрейлина панны Марианны,разбиравшая в соседней комнате наряды госпожи и откладывавшая в сторонку те,которые нуждались в чистке после долгого пути, слышала весь этот разговор.

Когда прозвучали последние слова, она так изамерла, прижав к груди бархатную юбку панны Марианны.