Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такое мышление основывается на допущении, что «домашняя сфера должна быть организована на основе такой же темпоральной логики, как и рынок» (Everingham, 2002, p. 329). Однако личные потребности детей и взрослых не всегда могут быть сведены к перечню видов деятельности и запланированы в логике часового времени: не забрать ребенка из яслей — это не то же самое, что оставить машину в гараже, «качественное использование времени» похоже на «Макдонализацию любви» (Boyd, 2002, p. 466, цитата из Anne Manne), и отношения взрослых также имеют свои собственные, часто непредсказуемые ритмы. Хотя тон обсуждения своего отца детьми Гилберта очень спокойный и любящий, они считали его поведение скорее эксцентричным, а не рациональным; многие читатели найдут, что он просто упустил из виду главное в человеческих отношениях, а время их обязательно включает.
Тем не менее, обеспечение темпоральной структуры для домашней и деятельности по уходу часто необходимо и ценно. Несомненно, большая часть женской работы по дому предполагает «порождение времени» для членов семьи по координации их деятельности с внешними расписаниями школ, дантистов, транспорта и другими семьями (Davies, 1989; Everingham, 2002; Gray, 2003), тогда как Лаура Бальбо (Laura Balbo) (1987) показала в своей новаторской статье, что социальные государства не могут функционировать без женской темпоральной деятельности по «сортировке», «сшиванию» и «пришиванию латок» своих условий вместе. Так как процессы, включенные в деятельность по уходу, нематериальны и без идентифицируемых результатов вследствие этого часто высокоорганизованны и целенаправленные с участием как времени процесса, так и часового времени. Это означает, как пишет Кристина Эверингем (Christine Everingham): «Изображение материнства как соответствующего только ритмам природы скрывает рефлективный, совещательный аспект материнства, который Сара Раддик (Sarah Ruddick) назвала «материнской мыслью»» (см. четвертую главу). Как и с обязанностями по уходу в целом, Эверингем пишет, что мы должны отвергнуть как ложную дихотомию «как попытку перевода материнской заботы и связанной с ней деятельности в единицы длительности, так и представление ее как чисто естественный акт, вне социального времени» (2002, pp. 340, 343, выделение в оригинале).
Такое движение за пределы оппозиционного мышления позволяет видеть, что женщины должны «оседлать несколько темпоральностей» (Everingham, 2002, p. 338), если они хотят примирить часто непредсказуемые и не поддающиеся количественному измерению потребности своих семей с требованиями своей работы (не говоря уже о собственных эмоциональных потребностях и биологических ритмах организмов). Лучшее понимание «пережитого» времени и женской темпоральной работы в доме, предостерегает против представления, что внешне непродуктивное время, проведенное многими женщинами дома, может быть использовано ими с большей пользой на оплачиваемой занятости. Это также свидетельствует, что темпоральное напряжение и давление, с которым сталкиваются многие женщины, не может быть просто охваченным измерением часов, которые женщины проводят, выполняя обязанности по уходу: тут речь идет не только о том, что у женщин остается мало свободного времени и поэтому им сложно заботиться о других, как они того желают (хотя это тоже очень важно), но о том, что их деятельность ограничена «темпоральной смирительной рубашкой», основанной на логике рыночного капитализма и его соображениях об экономической эффективности (из многочисленной существующей литературы, посвященной этой теме, см., например, Hernes, 1987; Nowotny, 1994; Franks, 1999; McKie et al., 2002; Jacobs and Gerson, 2004; Carrusco and Mayordomo, 2005). Как уже упоминалось выше, пожертвование временем процесса в пользу часового времени приносит определенные убытки, когда слишком строго применяется к сфере оплачиваемой занятости. При этом стает очевидной вся бесчеловечность, связанная с применением соображений экономической эффективности к работе по уходу. Это очень явный пример в целом дегуманизирующего влияния экономической системы, базирующейся на стремлении к прибыли, а не на удовлетворении человеческих потребностей и выражении их творчества.
Индивидуальное и реляционное время
Капиталистическая темпоральная культура исходит из того, что время — готовый к использованию, естественно существующий скудный ресурс, которым могут владеть, использовать, продавать и покупать частные лица. Такая точка зрения связана с абстрактным индивидуализмом, лежащим в основе западной политической мысли и не способным увидеть, что воспитание и взаимозависимость занимают центральное место в человеческой природе. Мужчины в состоянии игнорировать это, только игнорируя свою зависимость от эмоционального и физического труда женщин. Как уже упоминалось, феминистский анализ свидетельствует, что такой труд часто включает женскую работу по порождению времени для других членов семьи, планируя и координируя их деятельность. В такой феминистской перспективе время — это не просто личный ресурс, который может быть потрачен или сохранен по личному усмотрению; скорее, он «должен быть создан прежде, чем быть растраченным» (Everingham 2002, p. 340), и он часто связан с общими ритмами и потребностями.
В отличие от капиталистического времени оплачиваемой занятости, многие феминистки считают время по уходу как по существу реляционным, встроенным в социальный контекст и основанном на рациональности, принимающей во внимание других людей: «Учитывая значимость других людей, реляционное время является общим, а не личным и поэтому чувствительным к контекстуальности и особенности межличностных отношений» (Odih, 1999, p. 10; see also Davies 1989; Leccardi and Rampazi, 1993; Carrusco and Mayordomo, 2005). Однако женщины, которые видят себя в качестве опекунов или потенциальных опекунов, вследствие этого, скорее всего, не рассматривают время как свою личную собственность, хотя это не означает, что все женщины, или даже все опекуны, обязательно разделяют такие темпоральные перспективы. Так, Памела Одих (Pamela Odih), опираясь на Фуко, утверждает, что «реляционное время» по своей сути не является связанным с женщинами. Скорее, оно связано со сдвигом дискурсов и социальных практик «женственности», создающих саму эту субъективность; как таковое, оно — это «такая форма времени, которая переживается теми, чью идентичность было дискурсивно обозначено как "женственную"». Сегодня, пишет Одих, «женский