Лиска проснулась, потянулась сладко. Заметив Олега,насторожилась. Маленькие ушки заметно шевельнулись. Мрак понизил голос:

— Торопятся прихлопнуть нас раньше?

— Да. А мы должны успеть ухватить Жезл.

Мрак двинул глыбами плеч:

— Ну, я не прочь уцелеть и потом.

После короткого завтрака снова оседлали коней. Потянуласьхолмистая равнина, трава торчала странно жухлая, словно ее только что опалило.Олег тревожно ерзал, поглядывал на Мрака. Оборотень тоже хмурился, привставал.Перехватив взгляд волхва, процедил:

— Ни зверя, ни птицы. Даже в чертовых Песках живность шуруетвовсю. А здесь даже муравьев нет!

Таргитай услышал, возразил убежденно:

— Муравьи живут везде! Даже в вирые.

Лиска тихонько вздохнула. Что у этих странных людей завирый, где корчмы, муравьи…

Мрак подумал, сказал нерешительно:

— Думаю, боги муравьев тоже делят. Кусачих — в подземный мирк Ящеру, мирных земледельцев — в вирый.

Олег заметил хитрый блеск в глазах оборотня, вспыхнул:

— Больше богам делать нечего, как муравьев делить! Мураши невиноваты, что одни родились кочевыми скотоводами… тлеводами, другие — жнецами.Мрак, я побаиваюсь, что вот-вот вляпаемся во что-то похуже, чем засада Агимаса.Хотя, честно говоря, не представляю, что может быть хуже. Но здесь можетобитать такое, от чего бегут даже муравьи!

— Но бурьян остался?

— Бурьян бегать еще не наловчился. Да и кому он нужен?

— Мы тоже вроде бы… А вон какие силы за нами! Нет чтобыземлю ковырять. Или скот пасти.

Таргитай приотстал, тихонько заиграл на дуде. Новая песенкарождалась легко, что не нравилось. Он знал, что он лодырь, работы не любит. Емудаже почему-то не было стыдно, что бегает от работы, как пес от мух, но вотпесни, которые складывались легко, душу не трогали, и снова трудолюбивоперекладывал слова, прилаживал одно к другому так и эдак, пробовал на разныеголоса. Мелькнула мысль, что Олег похоже составляет заклятия, только волхвподбирает слова точные, умные, ими можно камни двигать, а ему надо искатьострые, цепляющие душу, чтобы на сердце оставались царапины.

Мрак тоже ехал погруженный в несвойственные ему тягостныедумы. Вздрогнул, когда догнал Таргитай.

— Я чую какую-то грозу…

Мрак взорвался:

— Брысь! Этот тоже чует, Ящер вас забери. Добро, хоть Лискани черта не чует, настоящая женщина!

Воительница на всякий случай сердито сверкнула глазами.Оборотень похвалил, но как-то странно похвалил. Волчий юмор только волкам ясен.

В низких тучах сверкнула ветвистая, как корень дерева,молния. Земля качнулась, под ногами задвигалось, глухо зарычало. Загрохоталоеще, впереди начала вспучиваться земля. На глазах потрясенных путешественников— коней не останавливали, мало ли что лезет, — вспучился земляной холм —дымящийся, рыхлый, словно его выталкивал крот немыслимых размеров. Ветер донесраздраженный рев.

Мрак круто развернулся в седле, глаза оборотня впились вбледное лицо волхва:

— Ты?

Тот съежился, как испуганная черепашка, даже вскинул руки,защищая голову от кулака оборотня.

— Ты же сам велел пробовать другие заклятия!

Мрак длинно и страшно выругался. В ответ загрохотало громче,яростнее, словно наверху поняли. Огромная, как ствол дерева, молния удариликоню под ноги. Перепуганное животное взвилось на дыбы, замолотило копытами.Таргитай, чуткий, как все певцы, ухватил за повод коня Олега, повернул и погналсвоего вскачь. Лиска неслась рядом с волхвом, неслышная и неотвязная как тень.

Холм за спинами продолжал вспучиваться. Глыбы катились свершины, из развороченной норы повалил пар. Земля качнулась, словно на плотуперепрыгивали дановские пороги. Коней трясло, под Олегом рухнул на всем скаку.Волхв слетел через голову, ударился оземь так, что едва не вышибло дух.Подхватился ошалелый, в трех шагах бился, пытаясь встать, его конь.

Олег с силой дернул его за узду. Таргитай не успелоглянуться, как волхв снова оказался в седле. Конь хромал, но мчался,подгоняемый ужасом.

Холм рассыпался. Серая вершина внезапно стала ярко-красной,пошла вверх. Мороз побежал по спине Олега: из развороченной земли показаласьголова исполинского зверя! Красное, будто вымазанное охрой, чудовище тупоозиралось, не понимая, как и почему забралось из родного мира подземелья встрашный и чудовищный надземелья.

Лиска посматривала на волхва. Другой бы разбился или хотя быохромел, а этот человек с печальными зелеными глазами лишь кувырнулся, дажеконя поднял. А ведь слабейший из троих, даже лентяй и жрун с дудочкой шире икрепче. Как раз у лентяя за плечами торчит рукоять страшного Меча. Олег обронилкак-то, что ни один смертный не мог взять — сгорал, но пьяных и дураков богижалеют, дурак уже не человек, а полчеловека, а то и меньше…

Мрак начал цедить сквозь зубы ругань. Если бы это былозаклятьем, подумал устрашенный Олег, небо погребло бы их под обломками.Наперерез им двигалась темная масса, вскоре уже все различили десятка тривсадников.

Таргитай скакал задним, в тревоге оглядывался на далекого зверя.Тот выбрался весь, похожий на огромную жабу размером с амбар, холм просел,расплющился. Зверь словно раздумывал: полезть ли обратно или же, раз ужвыбрался, поохотиться в незнакомых местах.

Всадники рассыпались полукольцом, неслись вскачь, кое-кто ужеоголил мечи. Невры различили смеющиеся лица.

— Фагимасад! — вскрикнул Таргитай с тоской. Поправился: —Агимас!

Он растерялся, вертел головой, не зная, что лучше — ринутьсяна зверя или на всадников Агимаса. Агимас страшнее подземного чудовища: слишкомдолго злобу копил. Человек всегда страшнее зверя, когда он зверь.

Только скачущий впереди всадник не смеялся. Его лицо былотемнее грозовой тучи, а в глазах блистали молнии. Он хищно пригнулся к гривеконя, руку с мечом опустил, нагнетая тяжелую кровь для удара.

— Олег! — завопил Таргитай. — Делай что-нибудь!.. Чтоугодно, хоть снова землю… Я чую, как с нас сдирают шкуры!

Олег выпустил поводья, конем управлял ногами. В небеполыхнуло багровым, Затем красное сменилось лиловым, воздух стал холодным. Подулсильный встречный ветер. Замелькало белое, впереди ветер закружил вихрьснежинок, бросил в разгоряченные лица.

— Еще! — закричал Таргитай. — Давай еще!.. Все, что знаешь!

Мрак начал осаживать коня, в руках появился лук. Лицо былоугрюмое: успеет поразить двух-трех, потом налетят, сомнут. Взгляд упал нагруппу деревьев, те раскидисто росли на просторе, ветви опускались почти доземли. Раскинулись во все стороны, захватывая в зеленые пригоршни как можнобольше солнца.