Но гвардеец снова прижал палец к губам и двинулся вперед.

Так они шли несколько бесконечно долгих минут. Наконец передними оказалась еще одна дверь. Провожатый снова звякнул ключами, отпер замок иподтолкнул Фридриха вперед.

Алхимик сделал шаг и с трудом удержался на ногах: вместокаменных плит пола он ступил на рыхлую землю. Запахло свежестью и ночью, лицоФридриха ощутило нежное прикосновение ночного ветерка, а рядом с ним прозвучалзнакомый голос:

– Я здесь, высокоученый господин!

– Мохаммед? – удивленно вскрикнул алхимик. –Так это ты прислал этого молчаливого солдата?

– Тс-с! – мусульманин, выступив из темноты, прижалпалец к губам. Затем он сделал знак гвардейцу, который безмолвно стоял вдверном проеме, и бросил ему в руки глухо звякнувший кошелек.

Гвардеец исчез, дверь за ним закрылась. Мохаммед шагнул втемноту и сделал приглашающий знак алхимику.

– Где мы? – спросил тот. – Куда мы идем?

– Не задавай лишних вопросов, высокоученый господин! –перебил его мусульманин и двинулся дальше.

Вокруг них были колючие кусты, небо над головой покрывалиплотные тучи.

Вскоре, однако, Фридрих и сам узнал места, по которым шлиони с Мохаммедом. Это был край холма, на котором располагался замок герцога.Вскоре они оказались среди лепившихся к холму лачуг. Кое-где в крошечныхнезастекленных окнах виднелся дрожащий огонек свечи, доносились приглушенныеголоса, негромкое пение. Люди жили своей нищей ночной жизнью, и им не было деладо путников, крадущихся в ночи за порогом их бедных жилищ.

Вдруг прямо перед путниками из-за угла лачуги появились троеоборванцев самого гнусного вида. Один из них вытащил из-за голенища ржавыйдлинный нож, мигнул своим товарищам и проговорил гнусавым голосом:

– Добрые господа, подайте несчастным калекам настаканчик дешевого пойла! А заодно и на краюху хлеба, чтобы это пойло закусить!А то мы, того и гляди, примем на душу тяжкий грех убийства…

По его знаку двое напарников шустро забежали по сторонам,отрезав Фридриху и его провожатому путь к отступлению.

Облака на мгновение разошлись, как края рваной раны, впросвет выглянула тусклая ущербная луна, и в ее бледном болезненном светеалхимик увидел лицо разбойника. Это лицо было изъедено страшными язвами, одинглаз закрывала грязная повязка, а на месте носа чернел жуткий провал.

Фридрих полез было за пазуху, где у него было немного денег,но мусульманин схватил его за руку, предостерегающе блеснув белками глаз, ишагнул вперед, навстречу главарю бандитов.

Тот угрожающе взмахнул ножом, но Мохаммед что-то негромкопроговорил.

Бандит испуганно отшатнулся, его единственный глазраспахнулся, как окно во тьму, он широко перекрестился и бросился бежать,гнусаво выкрикивая:

– Дьявол! Сам дьявол!

Его напарники тут же растаяли в темноте, и Мохаммедпродолжил путь.

– Что ты сказал ему? – спросил алхимик, догоняямусульманина.

– Тебе не стоит отягощать свою память лишнимизнаниями! – отмахнулся Мохаммед, прибавляя шагу. – Как говорил мудрыйСулейман ибн Дауд, да пребудет с ним мир во веки веков, лишние познанияумножают скорбь. А скорби и без того много в нашей жизни. Бедный торговец вродеменя должен знать кое-какие вещи, чтобы не пропасть в этом опасном мире!

Некоторое время они шли в молчании.

Однако вскоре нищие хижины расступились, и путники вышли наглинистый пустырь, в дальнем конце которого стоял темный одноэтажный дом скрутой двускатной кровлей.

– Стой, Мохаммед! – испуганно воскликнулалхимик. – Я не хочу туда идти! Ведь это жилище Толстого Ганса!

– Верно, высокоученый господин! – отозвалсямусульманин, и Фридриху послышалась в его голосе насмешка.

– Его дом даже днем все обходят стороной! Никто неселится на этом пустыре, даже кладбищенские нищие и ночные грабители! Дажебездомные псы боязливо обегают это место! Так неужели мы идем к нему по своейсобственной воле, да еще глубокой ночью, в самый дурной и страшный час?

– Именно так, добрый господин! – подтвердилМохаммед. – Именно в этот час мы должны навестить Ганса, чтобы добиться своего!..

– Постой, Мохаммед! – взмолился алхимик. –Неужели нет другого пути?..

Толстый Ганс был герцогский палач. Он жил в своем мрачномдоме один как перст, точнее – вдвоем с огромным черным псом. Он внушал всемокрестным жителям суеверный страх, его дом считался обителью нечистой силы, асам он – прислужником дьявола. Ганс жил здесь, сколько помнили самые старыегорожане, но и прежде того он также селился здесь, исполняя свою кровавуюработу и нисколько не меняясь с течением лет. Кроме черного пса, у ТолстогоГанса был меч по имени Люциус, для того чтобы отрубать головы благороднымгосподам, а также топор Головотяп для публики попроще. Самых простых, нищих ибездомных, Ганс вешал.

– Неужели нет другого пути? – повторил Фридрих.

– Кажется, высокоученый господин, совсем недавно тыхорохорился, говорил, что готов на что угодно, лишь бы заполучить кое-какуюславную вещицу? Или ты уже передумал? Так вот, мой господин, обратного пути уженет!

– Уроборос мистагитус? – обреченно проговорилалхимик. – Он у Ганса?

– Именно! – подтвердил мусульманин. – Один изтринадцати! Тебе повезло, высокоученый господин, что не пришлось ехать за ним вКордову или в Дамаск!

– Идем! – Фридрих взял себя в руки и шагнулвперед. – Веди меня, Мохаммед!

Мусульманин подошел к дому палача и трижды постучал в дверь.

– Кого это черти принесли в такой час? – раздалсяиз-за двери громоподобный голос. – Ты что, не знаешь, чей это дом? Так вотузнай, это дом…

– Я знаю, Ганс! – проговорил мусульманин. – Япрекрасно знаю, чье это жилище!

– Знаешь? Так держись от него подальше, не то спущу натебя своего пса!

– Не спеши, Ганс! Видно, ты не узнал меня! Помнишь литы харчевню неподалеку от Гейдельберга? Помнишь ли ты ночь накануне дня святогоВарфоломея?

– А, так это ты! – загремели засовы, и дверьнаполовину открылась. – Заходи…

– Я не один! – Мохаммед подтолкнул к порогуалхимика, у которого колени тряслись от страха.

Фридрих разглядел палача.

Прежде ему приходилось видеть того только на эшафоте, взабрызганной кровью кожаной безрукавке, с колпаком на голове, в прорезяхкоторого сверкали белки глаз.

Теперь палач стоял перед ним в теплом домашнем кафтане, едвасходящемся на огромном животе, с непокрытой головой. В левой руке у Гансагорела сальная свеча, и алхимик смог разглядеть его лицо. В нем не было ничегоособенного, ничего сатанинского. Обыкновенное лицо обжоры и пьяницы, наголообритая голова, крупная бородавка на щеке, из которой росли черные жесткиеволосы. И глаза палача были самые обычные – маленькие, пронзительные, колючие.