– Возможно. Но, возможно, тут есть что-то еще. Поверь,останавливая на ком-то свой выбор, древние боги всегда имеют очень веское основание…Раз они требуют, чтобы украденное нашла ты, – значит, никто другой: ни я,ни Медузия, ни Поклеп – не сможет сделать это за тебя. Хотя мы тоже что-тоумеем. Я не отпустил бы тебя на Лысую Гору, но выхода нет… Раньше тебе неприходилось там бывать?

– Нет, – произнесла Таня.

Усы академика грустно обвисли. Похоже, они ожидали другогоответа.

– О, разумеется, – сказал Сарданапал. – Просто яподумал: может, ты выбиралась туда тайно. В наше время… кгхм… всякое случалось.Встречались ученики, которые регулярно нарушали школьные правила… Кого бывспомнить?.. Леопольд Гроттер, скажем, был яркий пример… Кгхм… В любом случаеЛысая Гора не место для учеников Тибидохса. Ничему хорошему там не научишься, авот погибнуть можно довольно просто. Я десятки раз предупреждал об этомЛеопольда в этом самом кабинете.

Таня ощутила головокружение. Внутри у нее потеплело, словночто-то родное, забытое на миг коснулось ее. Так происходило почти всегда, когдаона слышала об отце или матери или сама начинала думать о них. И тогда ейказалось, что Леопольд и Софья где-то рядом и смотрят на нее, невидимые,поддерживая ее и согревая любовью.

– Мой отец нарушал школьные правила? – как бы невзначайспросила Таня. Ей хотелось узнать об этом больше.

Сарданапал разгладил бороду и кашлянул в ладонь. Танепоказалось, что он сделал это, пряча улыбку.

– М-м-м… «Нарушал» – не то слово. Твой отец терпеть не могправила как таковые. Лучший способ заставить его что-нибудь сделать былосказать, что это запрещено. Причем не просто запрещено, а строго-настрого.Однажды я застал его на крыше с хорошо знакомым тебе контрабасом. Твой отецпытался улететь на Лысую Гору, к тому же, как потом выяснилось, не в первый ужераз. Помню, был большой скандал. Профессор Клопп требовал, чтобы я перевел егона темное отделение. Но, как видишь, он остался на белом, а на темное перешлаего дочь… Кгхм… Да Леопольд и его контрабас гремели тогда на всю школу!Кажется, он не расставался с инструментом ни днем, ни ночью. Как-то мы обходилиночью комнаты, проверяя, не удрал ли кто воевать с нежитью (тогда была война, ивсе удирали на фронт), и я увидел Леопольда, спящего в обнимку с контрабасом.Даже укрытого с ним одним одеялом… М-м-м…

Таня жадно слушала академика. Ей приятно было даже нестолько подтверждение, что контрабас принадлежал ее отцу (это она знала ипрежде), сколько новое для нее известие, что Леопольд и контрабас былинеразлучны. Значит, как и она, Леопольд разглядывал все его трещины, гладилладонью полировку и подкручивал колки, натягивая струны. Она подумала, чтовсякий раз, прикасаясь к контрабасу, она прикасается к отцу.

– Да, этому контрабасу не одна сотня лет, и, кстати, полет –это лишь часть его магии. И не самая значительная, – как бы между прочимсказал академик.

В тот же миг он многозначительно взглянул на Таню. Возможно,он рассказал бы о контрабасе и Леопольде что-то еще, но внезапно ткань,закрывавшая зеркало, вспыхнула. Огонь, возникший в ее нижнем левом углу, в одномгновение охватил всю ткань целиком и норовил дотянуться до бумаг на столеакадемика. Так вот что означали эти звуки и темное пятнышко! Горбун исхитрилсяподжечь покрывало!

– Трыгус шипелус! – крикнула Таня.

Заклинание сработало, но с опозданием – слишком яростнымбыло пламя. От ткани остались лишь обгоревшие, чадящие душным дымом лохмотья.

Горбун с Пупырчатым Носом дребезжаще расхохотался и, поймавотражение Сарданапала, попытался оторвать у него голову. Но прежде чем ему этоудалось, зеркальный академик выбросил искру, отбросившую Безумного Стекольщиказа срез стекла, где он принялся мерзко скрежетать и ругаться. Отражениеакадемика величественно запахнулось в плащ и телепортировало, вероятно,намереваясь появиться в одном из других зеркал Тибидохса.

Настоящий Сарданапал распахнул окно, чтобы дым поскореевыветрился.

– Ну вот… Третья простыня за день. И еще одна ночью! Еслитак пойдет и дальше, скоро придется переходить на скатерти-самобранки. У меняуже не осталось ни одной простыни. Не одолжи мне Медузия свои, я давно спал бына голом матрасе… – печально сказал он.

– А вы попробуйте Черные Шторы! Когда зеркало стояло у нас вкомнате, по-моему, Горбун Шторам не особенно нравился… – озаренная счастливойидеей, предложила Таня.

Она была уверена: Черные Шторы не позволят над собойизмываться. Достаточно спросить об этом у лопухоидов из прачечной или у тетиНинели. Да и огонь им, кажется, не страшен.

Совсем недавно, убирая комнату, они с Гробыней пыталисьвытрясти из Штор пыль и заметили внизу, рядом с одной из кистей, вытканную серебристойнитью фразу: «Кому суждено быть повешенным, тот в пучине не сгинет и в огне несгорит».

Академик хмыкнул.

– Ты так считаешь? Хм… С другой стороны, почему бы и нет?Попытка не пытка. А Склепова не будет возражать? – улыбнулся он.

– Гробыня-то? Да она только обрадуется, даже если Шторывыкинут в болото! – убежденно сказала Таня.

Ее так и подмывало добавить, что сегодня все утро Шторыотражали Пуппера, который в одном оранжевом мотоциклетном шлеме и зеленых всинюю полоску шортах, с бензопилой гонялся за своей метлой. Красная как ракГробыня швыряла в Шторы чем попало и утверждала, что это не ее сон, а Танькин…

– А теперь слушай! – проговорил Сарданапал. –Слушай и запоминай с первого раза. Времени у нас мало. Сегодня около полуночиты возьмешь контрабас и поднимешься на крышу Главной Башни. Внимательнооглядись по сторонам. На северо-восточной стороне крыши на зубце ты обнаружишьнацарапанную стрелку. У меня есть сильное подозрение, что она появилась не безучастия твоего отца… Стрелка показывает направление на Лысую Гору. Ровно вполночь я на несколько минут сниму блокировку на Грааль Гардарику… Этого будетдостаточно, чтобы ты смогла покинуть Буян. До Лысой Горы можно долететь зачетыре-пять часов, а можно провести в дороге всю ночь. Все будет зависеть ответра и от того, не собьешься ли ты с пути. Запомни расположение звезд.Справишься? В конце концов, ты четыре года проучилась магии, а это не так уж имало.

– Я постараюсь не сбиться… – сказала Таня.

– Это хорошо, что ты говоришь «постараюсь». Это вселяетнекоторую надежду, что ты реально смотришь на вещи… – улыбнулся академик.

– А на Лысой Горе? Что я должна искать? – спросилаТаня.

Академик перестал улыбаться.