— И надолго это?

— Посмотрим на твое здоровье, — ответил Олегуклончиво. — Тебе еще платочек Яры помог!

Томас просиял.

— Да? Как?

— Кончик стрелы запутался и вместе с платком влез втвою нежную плоть. Да ладно, шея у тебя плотная, как у дуба. Да и сам ты ещетот дуб, так что все заживет быстро, не трусь.

— Я не трушу, — ответил Томас сдостоинством. — Просто с такой повязкой не совсем эстетично.

И снова дорога вилюжится, как след огромной змеи, что нуникак не может ползти прямо, конские копыта стучат глухо, будто в мешки сшерстью: впереди туман, земля влажная, небо снова серое, ровное, никакого тебекупола, к которому оба привыкли в жарких странах. Томас в доспехах, даже вшлеме, разве что забрало поднято, копье в руке, щит на локте, даже не чувствуеттяжести, железа, привык, так черепаха привыкает к панцирю, хоть и тяжел, но чтос нею бы сталось без этой тяжести?

Олег изредка посматривал по сторонам, узнавая и не узнаваяместа, по которым когда-то хаживал. На землях старых империй дороги утоптаны дотвердости камня, там еще и разрушающие их дожди в редкость, а здесь толькознаменитые римские дороги и спасали империю, соединяя ее в единое целое. Однакотакие дороги только там, на юге, почти не требуют ухода, а здесь с частымиливнями, затяжными зимами и бурными паводками их подновляли каждую весну.Теперь же, с уходом римлян, дороги размыло, заровняло, а поверх выросли такиедремучие леса, что всяк поклянется насчет вековечности и неизменности этихдубрав...

Сейчас дороги начали пробивать заново. Собственно, они былии во времена бриттов и пиктов, но тогда это были тропки, что боязливо огибалимассивы деревьев, предпочитали держаться у опушек, теперь же эти земли быстрозаполняются народом. Тропки превращаются в дорожки, дорожки — в дороги, а междугородами властители земель вообще пробивают прямые и широкие тракты, чтобымогли двигаться войска с тяжелыми телегами.

Навстречу ползут телеги, везут провизию, холст, горшки ипрочий деревенский товар на продажу, гонят скот, телеги тянутся в сторонутемнеющих в голубом небе зубчатых башен, воздвигнутых по обе стороны врат.Втрое меньше телег тащится обратно... воздух заполнен тягучим утробным мычаниемскота, груженного товарами, купленными в городе.

Европа быстро застраивается городами, села отпочковываютсядруг от друга стремительно, возникают монастыри, как рассадники учености, а приних — университеты. И только церковь объединяет этот разобщенный мир, где воюютне только королевства, но и все знатные сеньоры один с другим. Но уже то, чтоцерковь очень быстро переварила вторгшихся варваров и обратила их вхристианство, доказало ее мощь.

Человеку, привыкшему к огромным империям Востока, странно идико в этих землях, где крестьяне одного сеньора зачастую не знают, чтоделается у соседей, не торгуют с ними, не обмениваются ничем, даже новостями.Связи не то что порваны, просто еще не установлены. В одной области можетсвирепствовать голод, а у соседей — полное изобилие и перепроизводствопродуктов, в третьей — идет война, о которой не знают в двух предыдущих.

Больше всего, конечно, наживаются купцы, так как перепадыцен просто дикие. Правда, торговля — занятие очень рискованное: каждый феодал,на чьи земли они вступали, считает вправе хоть купить товары по своей цене,хоть просто отнять товары, а купцов, этих проклятых торгашей, можно для потехивздернуть над городскими воротами.

И только церковь сохраняет единство этих разодранных наклочья конгломератов: ни один епископ не теряет связи с Римом, все сведениядоставляют быстро и оперативно. Это короли не знают, что делается у соседей:епископы знают, настоятели монастырей знают, даже знают не только, что усоседей, но и у соседей соседей, а также во всем остальном мире.

До полудня ехали, каждый погруженный в свои мысли. Дремучийлес сменялся легкомысленным березняком. Несколько раз выезжали на исполинскиеполяны, сплошь заросшие цветами, где воздух рябил от бабочек, стрекоз, жуков ишмелей, затем пошло разнолесье, часто попадались огромные валуны, похожие назаснувших баранов, которых укрыло толстым слоем зеленого мха.

Конские копыта то и дело вздымают брызги, ручьи чуть ли нечерез каждые сто шагов, мелкие птицы носятся с веселым писком, трижды встречалиогромные дубы, из щелей которых вытекает мед, но не подступиться: воздух гудитот множества пчел. Олег, наконец, снял лук, и, когда дорогу перешло небольшоестадо оленей, грозно загудела тетива, молодой олень сделал прыжок и грохнулсяоземь.

Томас нагнулся на ходу, Олег подивился, с какой легкостьюрыцарь подхватил и привязал добычу к седлу. Из небольших лесных озер частораздавалось предупреждающее кряканье, а когда как-то проехали слишком близко,целая стая жирных гусей взметнулась в воздух. Олег стрелять не стал, хотя Томасуже напрягся в ожидании щелчка и предсмертного вскрика летящего последним гуся,что выглядит самым толстым.

Когда ехали через дремучий лес, Олег начал присматриваться кдеревьям, на лице появилось озабоченное выражение, конь под его рукой свернул вчащу. Томас крикнул в спину:

— Живот схватило?

— Ты можешь остаться, — ответил Олег, необорачиваясь.

— Размечтался, — фыркнул Томас зло.

Олег ехал между огромными толстыми деревьями, конь осторожнопереступал через вылезшие из земли корни, похожие на сытых змей. Иные зеленыебугры под копытами прорывались, обнаруживая те же корни, поднявшие на себетолстый ковер мха и прошлогодних листьев, конь боязливо фыркал на огромныхбелесых мокриц, никогда не видевших света.

Наконец деревья нехотя расступились, конь ступил на поляну,в центре которой настолько могучий дуб, что Томас, который выехал следом, ахнули торжественно перекрестился.

— Это... это нечто языческое!

— Угадал, — ответил Олег, все так же неповорачиваясь. — А теперь помалкивай.

Томас обиделся, но смолчал, даже коня остановил, а Олег всетак же шагом поехал к дубу. Томас перекрестился снова, чем ближе к дереву Олег,тем громаднее выглядит дуб, таких просто не может быть, это ж всем дубам дуб,как будто и среди деревьев есть такие, которых смерть избегает, но в отличие отлюдей они продолжают расти и матереть...

Олег объехал дерево чуть, на той стороне дупло, крикнулвесело:

— По добру ли здорову?

Долгое время никто не отзывался, он хотел повторить призыв,но послышался шорох, скрежет, царапанье, затем глухой старческий голос:

— Снова... ты?

— Снова я, — ответил Олег жизнерадостно, —как дела? Как жизнь? Какие новости?

— Новости? — донеслось из темноты дупла. —Вот мокриц что-то в этом году многовато... В позапрошлом было гусеницнашествие, даже ко мне заползали...