– Я «за».

– У нас будет быстрый интернет, чтобы ты мог загружать свои видео, а я – выкладывать рассказы. И мы продолжим устраивать вечера кино по пятницам. Может, даже Лидия будет с нами, по видеочату или еще как-нибудь. И, вероятно, Амелия, потому что к тому времени я уже предложу ей стать моей девушкой. И никаких отцов мы на порог пускать не будем.

Дилл искренне улыбнулся.

Трэвис посмотрел ему в глаза и произнес с решимостью в голосе:

– Я серьезно, Дилл. Серьезнее некуда. С этих пор мы должны заботиться друг о друге. Мы должны стать друг другу семьей, потому что в наших настоящих семьях полный бардак. Мы должны изменить свою жизнь, начать делать то, чего боялись. Я думаю, что тебе стоит рассказать Лидии о своих чувствах.

Трэвис говорил искренне. Дилл это видел. И хотя он чувствовал вину из-за того, что черпал для себя надежду в безвыходной ситуации, в которой оказался его друг, он все равно надеялся. Может, Трэвис достаточно силен. Может, благодаря ему я смогу удержаться на плаву, когда Лидия уедет.

– Я подумаю насчет Лидии. Но до тех пор, пока мы не найдем себе жилье, тебе лучше парковаться рядом с моим домом, за углом, и ночевать у меня в комнате. Мама не заметит. Она очень устает и крепко спит.

– Уверен? Я могу и в машине переночевать.

– Ага, уверен. Тебе нужно спать в тепле и безопасности. Поставлю тебе миску с водой и лоток.

Трэвис захихикал.

– Чувак, не смеши меня. Мне больно смеяться.

– Уверен, что все нормально и не нужно к врачу?

– Бывало и похуже. Сломанных костей нет, выбитых зубов – тоже. Только рубцы и царапины. Что там врачу делать?

– Как думаешь, сможешь спать на полу? Мы сделаем тебе постель из моей одежды и одеял. Я бы отдал тебе свою кровать, а сам лег на пол, но вдруг мама заглянет.

– Да без проблем.

Несколько минут они сидели, не издавая ни звука.

– Мы справимся, Трэвис.

Он сглотнул слезы.

– Жаль, что он испортил мне такой классный вечер.

Они поехали к дому Дилла.

– Слушай, Дилл, можно я немного посижу здесь один, а потом приду?

– Да сколько угодно.

Открыв снаружи окно своей комнаты, Дилл бросил взгляд на Трэвиса. Тот сидел, опустив голову на руль, и трясся всем телом, один в темноте холодной январской ночи.

Лидия открыла входную дверь.

– Трэвис, что случилось?

Обычно Трэвис не приходил к ней домой без предупреждения.

У него в руках была стопка листов из блокнота, и он явно нервничал.

– Привет, Лидия. Слушай, я тут написал кое-что. А ты же разбираешься во всяких писательских делах. Я вот подумал: может, ты прочитаешь и скажешь мне, что улучшить?

– Уже? Ведь прошло всего две недели с тех пор, как Г. М. Пеннингтон подкинул тебе мысль стать писателем?

– Три.

– А, точно. Ты как будто помнишь эту дату лучше меня.

Трэвис улыбнулся.

– Насколько хорошо я должна быть знакома с «Кровавыми распрями», чтобы понять, о чем ты написал? – спросила Лидия.

– Тебе вообще ничего не нужно знать. У меня свое.

– Я ведь после встречи с Гэри начала читать его книгу. Гэри классный. Я обязана сделать это ради него и ради тебя. Но мне еще далеко до конца.

Трэвис широко улыбнулся.

– Наконец-то!

Она выставила руку ладонью вперед.

– Да-да, бла-бла-бла, наконец-то. Короче, я, разумеется, прочитаю твой рассказ. Но сразу предупреждаю: я довольно прямолинейна в том, что касается текстов. Если что не так, я тебе скажу. А раз это твоя первая проба, что-то наверняка будет не так.

Трэвис протянул ей стопку бумаги.

– Я привык к критике. Выдержу.

Лидия вспомнила то, что ее папа рассказывал о Трэвисе, и вновь ощутила укол вины. Выдержу, говорит он. Это и даже больше. Она пролистала страницы.

– Ух ты, писал от руки? Кто же так делает? Посмотрите только на этого Шекспира.

– Да я уже несколько недель без ноутбука.

Еще один укол – на сей раз беспокойства.

– У тебя все в порядке? Ну, дома?

– Да, все нормально. – Голос у него был беззаботный, но не очень.

Если он лгал, то сейчас у него получалось лучше, чем тогда, когда он скрывал Амелию.

– Я тебя поняла. Какие у вас с Диллом планы на сегодня?

– Дилл сегодня работает. Я продаю дрова для растопки, – ответил Трэвис.

– Ты серьезно? Ты пишешь рассказы от руки и продаешь дрова? Может, я покажу тебе фонарик, и тогда ты будешь поклоняться мне как божеству?

– Я наконец унаследовал это дело. Ламар, с которым я работаю, занимался этим много лет. Мы собираем остатки древесины в увязки и продаем их как дрова для растопки. Но ему, похоже, надоело. А мне это приносит дополнительный доход, и я могу откладывать понемногу на новый ноутбук и курсы для писателей.

Лилия выглянула в окно и увидела пикап Трэвиса, нагруженный древесиной.

– Пап! – позвала она. – Иди, купи у Трэвиса эти его несчастные дрова.

Доктор Бланкеншип, неслышно ступая в своих тапочках, подошел к двери с бумажником в руках.

– Трэвис! Здравствуй.

– Здравствуйте, доктор Бланкеншип.

– Похоже, ты по-прежнему работаешь на складе?

– Да, сэр. И, скорее всего, продолжу после окончания школы. Последние несколько лет дела у нас идут не очень, так что я один из тех немногих сотрудников, кто остался.

– Тебе нравится это занятие?

– Да, сэр. Люблю запах древесины. К тому же там у меня есть время подумать о своем.

– Делай, что любишь, и тебе не придется работать ни единого дня в жизни, – произнес доктор Бланкеншип.

– Это не я, кстати, попросил Лидию сказать вам, чтобы вы купили у меня дрова, – заметил Трэвис.

– О, я знаю. Если бы ты попросил ее, она бы наверняка отказалась.

Он купил у Трэвиса половину.

Трэвис уехал, а Лидии подумалось, что в последнее время его улыбка, с двумя искусственными передними зубами, стала немного другой: торжествующей – как будто он совершил переправу через бурлящую реку и оказался на другом берегу или выжил в какой-то великой битве. Он весь светился, словно очищенный огнем.

* * *

Через пару часов после того, как уехал Трэвис, у Лидии зажужжал телефон.

«Сижу с толстым конвертом из Нью-Йоркского университета», – написала Далия.