– А она точно позавчера приходила? В тот самый день, когдабумагу принесли, и Кузмин в полночь явился?

– У мене маразма нету, – объявила баба Вера. – Я хоть и сижубез сменщика, а за всеми все вижу!

– И вы ему говорили, чтобы он бумагу забрал, а он забиратьне стал и просто ушел наверх, да?

– Так про что я тебе и толкую! До энтого вежливымприкидывался, с подоконника мене снег сбрасывал, когда завалило, а тут – ни вкакую не пошел за бумагой! И не остановился даже, раз ынтелехент, так можноему!

– Баб Вер, а это точно он был?

– Тю-ю! – Бабка даже плюнула с досады. – Ты, видать, не всебе, гражданочка! Я их тута всех как облупленных знаю! И шапка у его приметнаятакая, не шапка, а вроде гнездо воронье, одно ухо выше другого! И штаны назаднице залоснились, все потому, что за столом кантуется, головой, вишь,работает! С кем я его перепутаю? С Почкиным, что ли?! Точно он был, большенекому! И баб Верой меня кликал, и…

И бабка возмущенно махнула рукой:

– Не он! Скажет тоже! Не он!.. Шпиен, что ль, какой вместоего явимши!

– Баба Вера, – Ольга сделала просительное лицо, – я емузаписку напишу, а то Катя, его бывшая жена, волнуется из-за алиментов, напишу ив дверь суну! Можно?

– Да отчего ж нет! Я ему тую бумагу, что надысь пришла, тожев дверь сунула, потому как я за ней не ответственная, и ему в этом полный отчетбыл даден! Так и сказала – не ответственная я, мол, и забирай бумагу свою, и…Только наверьх сама пойдешь, стара я за вами бумаги носить!

– Конечно, конечно, пойду, – Ольга несколько раз кивнула истала продвигаться к лестнице. – Я ему суну в дверь, да и все!

– А номер комнаты знаешь? – Бабка прищурилась. – Хотябывшая-то небось все тебе доложила!

– Доложила, бабушка, доложила!

– Ну и ступай.

Ольга опрометью взлетела по темной лестнице.

Значит, Кузя приехал в двенадцать, разговаривал скомендантшей, называл ее по имени, но стоял все время на лестнице, за бумагойне спустился, а сразу ушел наверх.

В тот же день пришла загадочная бумага и приезжалаКатька-зараза, которая просилась к нему в комнату, чтобы его дождаться, нобдительная баба Вера, «за всем ответственная», в Кузину комнату ее,естественно, не пустила.

…и что все это может значить?!

Ольга постояла на лестнице, прислушиваясь к шорохам и шагам.Было тихо, должно быть, жильцы разошлись на работу, только внизу орало радио.Передавали песню про неврастеников, в которой были такие слова: «Вот и ночьнаступает, не могу спать, все пугает».

Ольга немного послушала песню.

Почему-то ей тоже было страшно, как неврастенику из песни.

Слезища скатилась по щеке, капнула на шубу и утонула в беломмехе.

Ольга сердито вытерла щеку.

Она тряхнула головой, решительным шагом пересекла площадку,вошла в коридор и двинулась вперед, считая двери.

Вот она, та, которая ей нужна, из нее как раз торчит белыйплотный конверт. Оглянувшись по сторонам, Ольга Пилюгина аккуратно вытащилаконверт из щели и поднесла к глазам. Видно было плохо, буквы сливались, но онаразобрала, что письмо из банка. В левом верхнем левом углу был синий логотип,состоящий из латинских букв.

Вот так совпадение! А она-то бабе Вере заливала, что сама избанка! Кругом одни банки!

Ольга сунула конверт в сумочку, еще раз оглянулась посторонам, нажала на ручку и толкнула дверь.

Дверь открылась. Это было так неожиданно, что Ольга чуть неупала, и пришлось сделать шаг вперед, чтобы удержаться на ногах.

Она оказалась в Кузиной комнате, знакомой и совершенночужой.

Комната была разгромлена и разграблена, как если бы в нейпохозяйничала целая шайка мародеров. На полу громоздились кучи вещей, книг ибумаг, шкаф был открыт, и дверца сорвана с петель. Стол зиял пустыми гнездами,словно выбитыми зубами, а ящики письменного стола, белея оголенными фанернымиднищами, валялись на полу и на диване.

– Боже мой, – пробормотала Ольга. – Боже мой!..

Она даже не могла войти и закрыть за собой дверь. Для тогочтобы закрыть, нужно было сделать еще один шаг, хотя бы маленький шажочек, адля этого пришлось бы наступить на Кузины вещи и бумаги. Голое, без штор, окно,выходящее на соседний дом, царило над хаосом, словно серый, скованный морозомгород тоже был здесь, прямо в комнате.

– Батюшки-светы! – раздалось за ее спиной. – Чегой-то тытута натворила?!

Ольга отшатнулась, спиной налетела на бдительную вахтершу,которую все-таки принесло «наверьх» проверять, что там делает гражданочка вшубе!

– Стой, стой! Разбойница! Куды! Стой, тебе говорят! Милиция!Милиция! Убиваю-у-у-ут! Грабю-у-у-ут! Пожа-а-а-ар! Люди добрые, держите ее!Держите!

Но Ольга уже скатилась с лестницы, пинком распахнулафанерную дверь, выскочила на улицу, на ходу вытаскивая ключи, бросилась в своюмашину, несколько раз не попав, все-таки вставила ключ в зажигание, запустиладвигатель и стала выбираться из сугроба.

Колеса вращались, и снег летел в разные стороны. В зеркалозаднего вида она все время взглядывала на общежитскую дверь.

Если бабка ее остановит и вызовет милицию, ее тут же посадятвместе с Димоном, и дети останутся одни. Дети не могут остаться одни!..

Ольга вырулила из сугроба, когда на низком крылечкепоказалась баба Вера, а за ней какой-то небритый мужик в тельняшке. Баба Веракричала и тыкала пальцем в ее машину, пар валил у нее изо рта, и в шуме двигателябыло не разобрать, что она кричит, и, оскальзываясь на ступеньках, мужикпобежал к машине, а Ольга нажала на газ, и…

…и, сверяясь с записной книжкой, Хохлов стал набирать номер.

– Вальмира Алексанна! – крикнул он, когда набрал последнююцифру. – Закройте ко мне дверь, и пусть никто пока сюда не заходит!

У Хохлова не было секретарши, а помощницу Наташу все времяпосылали «по делу», когда остальным работникам было лень ехать или идти, ибезотказная Наташа ходила и ездила, а дверь некому закрыть!

Дверь неслышно закрылась, словно сама по себе. Хохлов сиделв кресле и считал гудки. Черт побери, может, телефон давно поменялся! На что оннадеется?..

– Але!

Хохлов, совсем было настроившийся на то, что никто неответит, как-то даже растерялся и сказал невнятно:

– Здравствуйте.

– Привет, – поздоровалась трубка. – Митяй, ты, что ли?