качает головой. Я свою очередь тоже качаю, отвечая персоналу.

Где-то через час – я еще плохо ориентируюсь во времени – я сижу в кровати. Сейди выпроваживает персонал из палаты. Медики неохотно подчиняются. Когда палата пустеет, Сейди достает из сумочки миниатюрную колонку, подсоединяет к телефону и включает громкую музыку.

– На случай если кто-то вздумает подслушивать, – поясняет она и подходит к кровати.

– И долго я здесь валяюсь?

– Четыре дня. – Сейди пододвигает стул к кровати. – А теперь расскажите, что произошло. С самого начала.

Я рассказываю, хотя из-за болеутоляющих моя речь спотыкается. Сейди слушает не перебивая. Хочется пить. Я прошу еще ледяной стружки. Сейди выполняет мою просьбу, ложкой отправляя льдинки мне в рот.

Когда я заканчиваю рассказ, она говорит:

– Водитель, как вы уже знаете, мертв. Один из нападавших – Роберт Лайонс – тоже. Его выбросило через ветровое стекло прямо на столб. Второй – это Трей – отделался переломами костей. Поскольку его травмы не были серьезными, он поехал выздоравливать к себе домой, на запад Пенсильвании.

– Трей делал какие-либо заявления?

– В данный момент мистер Лайонс предпочитает не общаться с властями.

– Как полиция оценивает случившееся?

– Они пока хранят молчание. Сказали только, что, по их заключению, горло водителю перерезали вы. Они провели криминалистическую экспертизу: положение вашего тела, находящегося позади трупа, точное соответствие размера бритвы размеру потайного кармашка на вашей манжете, кровь на ваших руках и так далее. Их утверждения недостаточны для предъявления вам обвинений, но копы знают, кто явился причиной аварии.

– Вы им сказали, что братья Лайонс вам угрожали?

– Пока еще нет. Это я всегда успею. И потом, если я им скажу, они захотят узнать, по какой причине мне угрожали. Понимаете?

Это я хорошо понимаю.

– Копы уже нащупывают взаимосвязь между нападением на Тедди Лайонса в Индиане и тем, что произошло в минивэне. Поскольку вы мой клиент, я не хочу им помогать.

Логично.

– Что посоветуете?

– Полиция постоянно торчит в больнице. Они ждут от вас заявления. Я говорила им, что мы не будем делать никаких заявлений.

– Я вообще забыл, что со мной было. Травма головы и все такое.

– И вы еще слишком слабы, чтобы отвечать на их вопросы, – добавляет Сейди.

– Согласен, но я хочу поскорее выбраться отсюда. Дома я поправлюсь быстрее и успешнее.

– Постараюсь это устроить. – Сейди встает. – Вин, мы не поднимали шума. СМИ ничего не знают.

– Спасибо.

– К вам приходили и другие. Хотели пообщаться. Я отговорила их, сославшись на ваше состояние. Но мне было важно, чтобы сначала мы с вами поговорили наедине. Все отнеслись с пониманием.

Я киваю. Я не спрашиваю, кто приходил. Сейчас это не имеет значения.

– Спасибо, Сейди. И постарайтесь вытащить меня из больницы.

Но это оказывается сложнее, чем я думал.

Через пару дней меня переводят из отделения интенсивной терапии в частную палату. И вот здесь-то, в три часа ночи, когда я все еще балансирую между бодрствованием, вызванным дозой морфина, и погружением в тяжелую дрему, я скорее чувствую, чем слышу, как дверь моей палаты открывается.

В этом нет ничего необычного. Всякий, кому довелось полежать в больнице, знает, что пациентов мучают разными процедурами именно в ночные часы, словно нарочно лишая сна. Если вновь провести аналогию с супергероями, мои чувства, как и у Человека-паука, подают сигналы, отчего я, лежа с закрытыми глазами, знаю, что дверь открыл не врач, не медсестра и даже не полицейский.

Я лежу не шевелясь. При мне нет оружия, и это глупо. Я выбит из привычной формы и потому не могу рассчитывать на силу, быстроту реакции и точный выбор момента. Я осторожно приоткрываю глаза, но из-за наркотического действия болеутоляющих препаратов и ночной поры мое зрение затуманено. Предметы я вижу словно сквозь вуаль.

Однако я все же различаю какое-то движение.

Я мог бы открыть глаза пошире, но мне не хочется, чтобы вошедший увидел меня бодрствующим.

Я вижу мужской силуэт. От первой мелькнувшей мысли у меня учащается пульс.

Трей Лайонс!

Но теперь я вижу, что этот мужчина слишком крупный. Он стоит в проеме двери. Я чувствую на себе его взгляд и думаю, как быть дальше.

Кнопка вызова медсестры.

Такие кнопки есть в каждой больничной палате. Но поскольку я не люблю просить о помощи, то почти не слушал объяснений медсестры. Кажется, она протянула провод вдоль кроватного поручня? Так оно и есть. Вот только где находится сама кнопка: слева или справа?

Слева.

Я целиком покрыт одеялом. Стараюсь незаметно переместить левую руку к кнопке.

– Не делайте этого, Вин, – слышится мужской голос.

Теперь уже бесполезно притворяться спящим. Я полностью открываю глаза. Мое зрение по-прежнему затуманено. В палате горит лишь тусклый ночник. Но его света хватает, чтобы разглядеть у двери крупного мужчину. Очень крупного. Настоящего верзилу. Вижу его длинную бороду и бейсболку на голове. В палату входит другой мужчина. Он в дорогом костюме. Седые волосы зачесаны назад. Это он предупреждал меня не трогать кнопку вызова. Он кивает верзиле. Тот выходит и закрывает дверь. Седовласый берет стул и подвигает к моей кровати.

– Вы знаете, кто я? – спрашивает он.

– Зубная фея?

Шутка не ахти, но Седовласый улыбается.

– Меня зовут Лео Стонч.

Об этом я уже догадался.

– Мои люди следили за вами.

– Да, знаю.

– Но вы быстро вычислили хвост.

– Любительский прием. Почти оскорбительный.

– Примите мои извинения, – говорит Стонч. – Что вас связывало с Раем Строссом?

– У него находилась картина, принадлежащая моей семье.

– Да, мы слышали. А что еще?

– Это все, – говорю я.

– И этим вызваны все ваши вынюхивания? Только кражей картины?

– Да, только кражей картины, – повторяю я. – Кстати, я не ослышался? Вы произнесли слово «вынюхивания»?

Он улыбается и наклоняется ниже.

– Нам известна ваша репутация, – шепотом говорит он.

– Да неужели?

– Вас описывают как сумасбродного, опасного человека и вдобавок психопата.

– И ни слова о моем прирожденном обаянии и сверхъестественной харизме?

Я понимаю всю неуместность моих весьма слабых попыток шутить. Если вам это кажется отталкивающим, обязательно познакомьтесь с Майроном. Но эти неуклюжие шутки служат определенной цели. Вы никогда не должны показывать противнику свой страх. Никогда. Я немало потрудился над своей репутацией человека неуравновешенного и непредсказуемого. Это сделано намеренно. Способность острить в подобные моменты показывает твоим противникам, что тебя не так-то легко напугать.

Стонч придвигает стул еще ближе:

– Вы ведь разыскиваете Арло Шугармена?

Вместо ответа я спрашиваю:

– Это вы убили Рая Стросса?

Как я предполагал, он говорит:

– Вопросы задаю я.

– А нам обоим нельзя?

Стончу это нравится. Почему – одному