– Я не имею никакого отношения к убийству Рая Стросса, хотя не скажу, что огорчен его смертью, – отвечает он.

Пытаюсь прочитать что-нибудь по его лицу и не могу.

– Вы ведь знаете, что из-за них погибла моя сестра?

– Да, знаю.

– Так где прячется Арло Шугармен?

– Почему вы спрашиваете?

Его глаза темнеют.

– Вы знаете почему.

– И после этого вы хотите, чтобы я поверил в вашу непричастность к убийству Рая Стросса?

– Не вы ли мне сейчас говорили, что вас это касается лишь по части кражи картины? – напоминает Лео.

– Да, говорил.

Лео Стонч поднимает обе руки ладонями вверх и пожимает плечами:

– В таком случае, какое вам дело, кто убил Стросса?

Надо признаться, Стонч меня подловил.

Мы молчим. Где-то за пределами палаты слышится попискивание какого-то датчика. Интересно, как они сумели пробраться сюда? Впрочем, для человека уровня Лео Стонча больничная охрана – не препятствие.

Когда он нарушает молчание, в его голосе слышится душевная боль:

– Она была моей единственной сестрой. Это вы понимаете? – (Я жду продолжения.) – У Софии вся жизнь была впереди. А потом раз! – и ее не стало. До этого момента наша мать была счастливейшей женщиной. Но потом она каждый день, до самой смерти, плакала по своей дочери. Каждый… день… И так тридцать лет. Когда мама умерла, все на похоронах повторяли: «Наконец-то она снова будет со своей Софией». – Стонч смотрит на меня. – Вы верите в подобные штучки? В то, что мои мать и сестра встретились где-то там?

– Нет, – отвечаю я.

– Я тоже не верю. Есть только здесь и сейчас.

Он выпрямляется и кладет руку мне на плечо:

– Поэтому я спрашиваю вас еще раз. Вы знаете, где Арло Шугармен?

– Нет.

Дверь открывается. В палату просовывается голова Верзилы. Стонч кивает и встает:

– Когда вы его найдете, обязательно сообщите мне. Первому.

Это не вопрос и не просьба.

– Почему именно Шугармен? – спрашиваю я. – А как насчет остальных?

Лео Стонч направляется к двери:

– Как я уже говорил, мне известна ваша репутация. Если у нас дойдет до войны, думаю, вы ухлопаете нескольких моих парней. Но число жертв меня не волнует. Вин, не советую переходить мне дорогу. Цена окажется слишком высокой.

Глава 21

Еще через три дня меня на вертолете перевозят в Локвуд-мэнор.

Конечно же, я чувствую себя лучше, но это далеко не сто процентов. Пожалуй, мой нынешний уровень колеблется между шестьюдесятью пятью и семьюдесятью процентами, и скромность не позволяет мне утверждать, что и при шестидесяти пяти процентах я достаточно силен.

Найджел Дункан встречает меня словами:

– Ты выглядишь лучше, чем я думал.

– Польщен, – отвечаю я и, не желая дальше терять время, перехожу к делу: – Расскажи про компанию с ограниченной ответственностью под названием «Армитидж».

Мы молча идем к дому.

– Найджел!

– Я слышал твой вопрос.

– И?..

– И не собираюсь отвечать. Я даже не потружусь сказать, знаю ли я вообще, о чем ты говоришь.

– Лоялен до конца.

– Это не лояльность. Это следование закону.

– Адвокатская тайна?

– Совершенно верно.

– Извини, дружище, но здесь твоя конфиденциальность не прокатывает. Ты уже упомянут в качестве юриста холдинга.

– Я? Упомянут?

– «Дункан и помощники».

– Вероятно, есть другие фирмы с таким названием.

– А ты знаешь, кто пользуется услугами ООО «Армитидж»? – спрашиваю я.

Чем ближе, тем более грозной выглядит старинная часть нашего родового гнезда. Такое ощущение сохраняется у меня с детства. Каждый дом – это суверенная страна. Я смотрю на Найджела. У него плотно сжаты губы. Желваки вздрагивают в такт шагам.

– Этим счастливцем был Рай Стросс, – говорю я. – Компания оплачивала его счета.

В лице Найджела ничего не меняется.

– Ты должен мне рассказать, чтó происходит.

– Нет, Вин, не должен. Даже если бы я знал – но я и здесь не стану подтверждать, известно ли мне, о чем ты говоришь, – я не обязан ничего тебе рассказывать.

– Это могло быть как-то связано с убийством дядя Олдрича и похищением Патриши. Это могло бы ответить нам на вопросы о Хижине ужасов. Наконец, это могло бы спасти жизни.

Он почти улыбается и повторяет:

– Спасти жизни.

– Да.

– Обычно ты не жалуешь гиперболы.

– Я и сейчас далек от них.

– Ах, Вин. Я люблю тебя. И любил с самого детства. – Он останавливается и ненадолго поворачивается ко мне. – Но если хочешь мой совет, я бы держался от этого подальше.

– Не хочу.

– Чего не хочешь?

– Не хочу твоих советов.

Найджел опускает голову и улыбается:

– Вин, ты хочешь устранить несправедливость. Но твои действия всегда наносят побочный ущерб.

– Любые действия наносят побочный ущерб.

– Возможно. Потому-то я и остаюсь верным букве закона.

– Даже если это ведет к большему побочному ущербу?

– Даже так.

– Я бы мог надавить на отца и узнать от него.

– Мог бы.

– Полагаю, что Виндзор Второй и учредил эту офшорную компанию.

– Вин, ты можешь полагать все, что угодно.

– Где сейчас отец?

– На тренировочной площадке.

– Значит, он хорошо себя чувствует.

Найджел не заглатывает наживку.

– Я приготовил тебе комнаты в восточном крыле. Если понадобится, мы договорились с медперсоналом и физиотерапевтом. – У него влажно блестят глаза. – Я рад, что ты выбрался из такой передряги. Но если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, однажды… – Он поворачивается и уходит.

Я направляюсь к себе и разбираю привезенные вещи. Из углового окна мне видна тренировочная площадка. Она оборудована для гольфа, точнее, для короткой игры, когда броски производятся в пределах пятидесяти ярдов от лунки. Есть здесь громадный грин с несколькими лунками для упражнений в паттинге. Есть песчаная зона для отработки ударов на песке. Трава вокруг тренировочной площадки подстрижена на разную высоту, что позволяет дублировать чипы и питчи со множества направлений.

Я переодеваюсь в брюки для гольфа и рубашку поло со знаменитой эмблемой гольф-клуба «Мерион»: маркером лунок, увенчанным не флажком, а плетеной корзинкой. Раскрою вам секрет, неизвестный большинству. Когда вы приходите на особо престижные площадки, посетителям там предлагают купить рубашки и разные аксессуары для гольфа. Это большой бизнес. Но если под эмблемой клуба написано его название, это означает, что вы – турист. Если надпись отсутствует, как на моей, то есть если вы видите только эмблему и никаких слов, значит обладатель рубашки является настоящим членом клуба.

Классовые различия. Они существуют повсюду.

В шкафу стоят туфли для гольфа. Надеваю их и выхожу туда, где отец отрабатывает питчи с расстояния тридцать ярдов. Услышав мои шаги, он оборачивается и улыбается. Мы обходимся без слов приветствия. Это гольф. Слова становятся излишними.