Наверное, так и должна выглядеть коварная отравительница.

Грегор подошел сзади, и через зеркало княгиня увидела, как он слегка играется с легким, скорее, декоративным, рукавом, а потом приближает лицо к широкому вырезу.

Мирна улыбнулась прежде, чем получила быстрый, но горячий, как если на кожу падает капелька расплавленного воска, поцелуй в низ шеи. Как и воск, этот поцелуй словно бы застыл на ее теле, и княгиня хотела бы чувствовать его как можно дольше, хотела бы, чтобы его невозможно было забыть, смыть, чтобы его можно было увидеть и потрогать.

Ведь их ждала разлука. Неизвестно насколько долгая, неизвестно насколько сложная.

Когда вчера вечером Грегор пришел к ней и все рассказал, Мирна была в отчаянии. Ее разрывали на части ужас от плана Лилиан и графа Рэльса и мысль, что единственный выход - расстаться с возлюбленным.

А главное как! Грегор не знал северян так, как знала она. Княгиня понимала: когда придет час, когда все разрешится и встанет вопрос о ее возвращении в Весмер, король Ивтана может и не отпустить ее. Он улыбается всем, он добродушен со всеми, но если затронуть его интересы... Он станет беспощадным, как и любой северянин.

- Ты опять переживаешь из-за Явика? - Грегор будто бы прочитал ее мысли. Но их можно было легко угадать: еще вчера вечером, во время их разговора, Мирна много раз говорила, что не хочет обманывать ивтанского короля, - не переживай. Ты не заденешь его чувства, у него их к тебе нет. Только увлеченность, но с ней мужчины легко расстаются.

Граф Фаулз, вероятно, лучше нее разбирался в том, как мыслят мужчины. Но княгиня прекрасно понимала: дело не в чувствах. И потому хмуро заметила:

- Он не влюблен в меня. Но со мной связаны его амбиции. Это намного серьезнее, чем чувства, - она развернулась к Грегору лицом, - он не пойдет на уступки, когда...

- Когда настанет это «когда» я что-нибудь придумаю, - он погладил ее по руке, пытаясь унять тем самым ее волнение, - обязательно придумаю. Я никогда тебя не брошу.

Мирна выдохнула, опустила голову и качнула головой. Этот жест показался Грегору таким обреченным, что заболело в груди.

- Ты мне не веришь? - пожалуй, впервые граф Фаулз почувствовал сомнение княгини на его счет, и это выбивало землю из-под ног.

- Я верю, я просто... - она решилась поднять лицо и не прятать от него покрасневшие глаза. От него ничего не хотелось прятать, - я очень боюсь, Грегор.

Он уж порвался сказать, что все хорошо, что бояться ей нечего, что... Какие там еще есть стандартные фразы?!

Но не стал. В ситуации, как эта, чего стоят такие слова? Принесут ли они успокоение? Едва ли. Поверит ли в них Мирна - точно нет. Он сам-то не верит!

Но как тогда ответить?

Грегору пришло в голову только остаться с ней честным:

- Я знаю, что ты боишься. Мирна... Ты имеешь полное на это право, в такой ситуации, в таком положении... И врагу не пожелаешь оказаться. И знаешь... Если честно... Я тоже боюсь. Ужасно боюсь, - чуть защипали щеки. Признаваться в страхе непросто, особенно, когда ты мужчина, которого с малых лет науськивали быть сильным, непоколебимым и бесстрашным. Но даже самый сильный человек на свете чего-то боится. Даже бессмертный чего-то боялся бы. Так что кого Грегор обманывает? Себя? Это легко, это он умеет. Но ее? Нет. Ее - никогда, - но знаешь, - собравшись с мыслями, продолжил граф Фаулз, - страх - это очень сильное чувство. Наверное, одно из самых сильных на свете. Человек готов пойти на все, лишь бы сбежать от своего страха. А знаешь, чего я больше всего боюсь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Нет, - выговорила она тихо. Уголки ее губ дрожали. Мирна сдерживала улыбку, все же предугадывая, что скажет Грегор.

- Больше всего на свете я боюсь потерять тебя. И как последний трус, я буду всеми силами убегать от этого страха. Как последний трус, я буду делать все, чтобы не столкнуться с этим страхом. Я тебя не потеряю.

Она рассмеялась от того, как он все извернул.

- Когда церемония закончится, уходи вместе с Явиком, - шум послышался уже не только в коридоре, но и на улице. Грегор понял: у них уже не осталось времени. И потому решил напомнить план, - я прослежу, чтобы с отцом все было в порядке. И чтобы гвардейцы поймали Лилиан за руку. И как только все наладится... Я оседлаю Мефиса и на всех порах брошусь за тобой в Ивтан, - он обнял ее, крепко-крепко, чтобы почувствовать тепло ее тела.

Мирна уткнулась носом в его грудь и громко усмехнулась, когда Грегор поцеловал ее, как ребенка, в макушку.

- Я люблю тебя, - сказал он негромко, только для нее.

- А я люблю тебя, - ответила княгиня, не задумавшись ни на секунду.

Когда граф Фаулз, тяжело выдохнув, прервал их объятие, Мирне стало вдруг ужасно холодно.

Когда он на прощание поцеловал ее в губы, когда вышел из комнаты, уже и не заботясь, увидит ли их кто, Мирна почувствовала себя ужасно одинокой.

Промелькнула мысль: и как только она жила до встречи с Грегором? И жила ли она вообще? Казалось, все те годы, что она его не знала, что она провела без него, были такими далекими, смутными. Как сон, который забываешь сразу, после пробуждения.

Интересно, станет ли и это время, эти злоключения такими же туманными? Будет ли Мирна относится к ним, как к делам давно минувшим?

Вряд ли.

Она подошла к прикроватной тумбе и достала из подаренной Грегором шкатулки серебряный медальон. Лилиан настояла, чтобы веночница надела его на церемонию и на праздник. Вполне очевидно, почему.

И пока Мирне следовало играть по правилам принцессы. Пускай думает, что веночница ни о чем не догадывается. Пускай думает, что сосуд с ядом все еще лежит в потайном отделе медальона. Пускай думает, что все идет по плану.

Защелкнув застежку и посмотревшись снова в зеркало, княгиня решила: этот момент навсегда запечалится в ее памяти, никогда не выцветет, никогда не смажется. Этот день она будет помнить досконально, до мельчайших подробностей.

Сегодня либо она, либо Лилиан распрощается с прошлой жизнью.

И принцесса решительно настроилась на победу. Когда Мирна увиделась с ней в ее покоях (как веночница, она должна была всюду сопровождать невесту вплоть до церемонии), у княгини перехватило дыхание. Лилиан выглядела так потрясающе, так величественно, так ослепительно, что даже не смотря на весь свой ужас, весь свой гнев северянка не смогла не восхититься. Платье было невероятным пышным и можно было не без повода опасаться, что каркасу юбки будет непросто протиснуться даже через широкие двери замка. Оно было таким белым, что хотелось отвернуться, боясь ослепнуть. Усыпавшие наряд блески и полудрагоценные камни ярко сверкали на свету, как и бриллианты в увесистой, похожей на корону, диадеме.