- Граф Фаулз, - когда лорд Рэльс приблизился, он даже не подал приветственно руку и показательно нахмурился. Ну конечно, Грегор ведь без пяти минут отцеубийца, общаться с ним неповадно!

- Поздравляю вас, - он заставил себя улыбнуться, но сдерживаемая злость проявилась в саркастическом выпаде, - вы прямо весь так и сияете!

Граф Рэльс не дрогнул и остался такими же хмурым.

- Это замечательный день, хоть он и омрачен болезнью моей дочери.

- Разумеется. Как дела у леди Кэтрин? - а ведь он, наверное, до сих пор не знает, что его дочурку давно взяла под крылышко Виолетта. И что именно его дочурка выдала их с Лилиан план.

- С милостью Святого она поправится... - граф Рэльс обвел взглядом зал и как бы невзначай спросил, - вы случайно не видели леди Мирну? Я бы хотел поговорить с ней.

Прощупывает почву, значит? Подозревает что-то?

- Она была где-то здесь. Сначала с Джозефом... Потом не знаю, - Грегор соврал довольно натурально, - а что такое? Если вы хотите пригласить ее на танец, то, полагаю, придется встать в очередь.

За ехидную ухмылку чуть тронувшую его губы Грегору захотелось влепить графу Рэльсу хлесткую пощечину. Что он подумал? Что с Мирной никто не станет танцевать? Да она в десятки раз лучше любой благородной девушки!..

Граф Фаулз почувствовал, что вспылил не к месту, пригубил бокал вина, скрывая скривившиеся от злости губы, и отвел сверкающий взгляд в сторону.

Он увидел, что отец разговаривает о чем-то с архиепископом - тот давно вился вокруг короля, но пока не выказывал, чего пытается добиться. Джозеф со скучающим видом сидел возле матери и, наверное, впервые в жизни ждал, когда же его отправят спать. А королева... Королева была обижена из-за запрета супруга.

Почти что с ревностью она наблюдала, как пьют все остальные, и с каждой секундой злилась все сильнее и сильнее.

Но вдруг ее жадный взгляд метнулся на стол и заметил нетронутое вино короля. Брови дернулись вверх, выказывая ее удивление. Как же это так? Бокал совсем полный и никто и не думает его опустошать! Триумфальная улыбка же ясно отобразила мысль: «Если никто не пьет это вино, почему бы мне этого не сделать?».

Грегор похолодел, увидев, как королева тянется к вину Кристофа, а тот совершенно этого не замечает. Ноги будто бы приросли к полу, в горле пересохло, и граф Фаулз не мог произнести ни звука, пока обрадованная своей находчивостью королева подносила бокал к губам.

Ведь там... Там может быть яд!

Эта мысль пробудила от ступора, и Грегор уж дернулся ко столу, но прежде чем он успел приблизиться, она уже сделала большой глоток.

Ничего не произошло, и графу Фаулзу на секунду подумалось, что их пронесло, что отрава в еде, либо ее еще не успели подсыпать... Но вдруг глаза королевы нездорово выпучились, остекленели. Она изогнулась, как если бы ее должно было вырвать, но вместо этого изо рта хлынула пена.

Королева истошно замычала, схватилась за горло, и пена окрасилась в розовый цвет.

«Мама!», - вскрикнул Джозеф перепугано, вскочил с места, попытался взять ее за руку...

Но подоспевший Грегор подхватил его, отнес на несколько шагов в сторону, развернул к королеве спиной, чтобы мальчик не видел, как она захлебывается пеной и кровью, как изгибается в агонии ее тело, как тускнеют глаза...

Ему самому захотелось зажмуриться, провалиться сквозь землю.

Грегор крепко прижал Джозефа к себе, закрыл ладонями его уши, ведь люди начали кричать от ужаса.

Слуги, гвардейцы, некоторые придворные и Кристоф бросились к королеве, надеясь ей помочь. Другие гости, напротив, метнулись к дверям, потеснились к стенам, словно бы страшась разделить судьбу несчастной.

А Лилиан...

Грегор видел, как она стояла посреди зала. Ее кожа стала такой же белой, как ослепительное платье, губы беззвучно шевелились, как у полоумной, что бубнит под нос свои бредни, глаза округлились.

Вдруг она вздрогнула, зажмурилась, словно от боли, и отвернулась.

«Нет, - тут же пронеслось в голове у Грегора, - нет-нет-нет, - он замотал головой в такт мыслями, - не отворачивайся, Лилиан, - его переполнили злость, отвращение. Ему хотелось кричать. Кричать все то, что приходило ему сейчас в голову, - смотри! Смотри, что ты наделала! Смотри, до чего ты дошла! Это твоя мать, Лилиан! Это твоя мать...».

Мирна проснулась от резкого толчка, шедшего как будто изнутри нее. Она так и подскочила на месте, чуть выгнулась и судорожно захватала ртом воздух.

Ей вдруг стало страшно. Ужасно страшно. Возникло стойкое, сильное чувство, будто случилось нечто ужасное. И хотя она еще не получила никаких вестей и даже приблизительно не представляла, как прошла свадьба, уверенность, что произошла какая-то катастрофа, неумолимо нарастала. На миг почудилось: она действительно стала свидетелем несчастья, просто не может вспомнить его спросонья. Нужно только чуточку поднапрячь голову...

Воспоминания о церемонии и ее побеге приходили к ней яркими быстрыми вспышками. Отдельными короткими фрагментами.

Она помнила, как Явик выводил ее из церкви, пока Лилиан была занята гостями. Мирна тогда посмотрела напоследок на Грегора... Но тот отвлекся, чтобы переговорить о чем-то с отцем. Его точеный красивый профиль и решительный, чуточку раздраженный взгляд отпечатались четче прочих фрагментов. Наверное, даже хорошо, что они тогда не переглянулись, что княгиня не различила тоску и тревогу в его глазах в тот последний момент, когда видела его... Ведь теперь, думая о Грегоре, Мирна представляла его настроенным на борьбу, деятельными, уверенным настолько, что он не брезговал читать нотации королю. У такого человека в стократ больше шансов выпутаться из сложной ситуации и спасти всех своих близких.

Все происходившее после этого прощального взгляда, было как в тумане. Мирна не помнила, что сказал ей Явик, когда уводил за собой, и говорил ли что-то вообще.

Она помнила, что была какая-то перепалка... На выходе из церкви... Нет, уже на улице, во внутреннем дворе, через который они решили выйти, чтобы остаться незамеченными.

Да, точно. Какой-то странный тип, явно не относящийся ни к числу гостей, ни к клирикам, ни к слугам преградил им дорогу. Он походил чем-то на того амбала, напавшего на Мирну в конюшне... Только был помельче, хилее.

Княгиня села на кровати и согнулась. Она наморщилась, напрягая мышцы лица, будто так ускорился бы ход ее мыслей.

Но воспоминания оставались мутными. Она путалась в них. Ей думалось, что Явик сцепился с тем подозрительным типом, дал ему кулаком в нос и сам получил удар в лицо. Но тут же Мирне показалось, что это фантазия и такого быть не могло.

Одно точно: на помощь им подоспел какой-то гвардеец, скрутил противника, преградившего дорогу, и повелительно шикнул им с Явиком: «Быстрее! Уходите!».