атриуме базилики Сан-Марко и под арками фасада; в следующем году к этому прибавился запрет на игру во внутреннем дворе Палаццо Дукале и около зала Большого совета. В 1266 году приближенным дожа было запрещено играть во всем дворце. В 1292 году в числе разрешенных игр остались только шахматы и тавлеи (разновидность игры в нарды). При этом всякая незаконная игра каралась штрафом в 25 лир мелкой монетой. Между 1506 и 1539 годами Совет Десяти запретил все игры, «за выключением шахмат, стрельбы из лука и арбалета и танцев»). Лишь в начале XVII века, видя, что запреты все равно не действуют, азартные игры разрешили во время карнавала, который длился с октября по Масленую среду.

Помимо игорной лихорадки город так же истово бился об заклад. Пари заключали по любому поводу: пол будущего младенца, имя нобиля, который займет тот или иной пост, и так без конца. Даже угроза жесточайших наказаний (вечная высылка или ослепление на один глаз) не могла унять азартных спорщиков. Пользуясь экстерриториальностью церквей (в которых очень ограниченно действовали мирские законы), они уходили заключать пари именно туда. Часто – с согласия священников. Страсть к игре у некоторых жителей была столь велика, что они спускали все вплоть до веревочки, которой подпоясывались, как некий Леоне Эбрео Мантоано (то есть Леон-еврей из Мантуи), который в конце XVI века «проиграл тесемки на штанах <…> так что, будучи привратником в тот день, одной рукой поддерживал штаны, а другой – открывал ворота, возбуждая во всех величайший смех». Или как Николино да Вилланова, который «ради игры собственной рукой написал обязательство на три года отдать себя в рабство в Неаполь; а получив под этот залог деньги, все спустил и был посажен на цепь; но убежал с нею на ноге и издалека явился в игорный дом, и поставил цепь против шести четвертаков!»

Наконец в 1638 году нобиль Марко Дандоло был уполномочен открыть на калле Валарессо (calle Valaresso) «Ридотто-Гранде» – общедоступный игорный дом (который сохранился и уже в наши дни, вплоть до недавнего времени, использовался как театр – называвшийся, разумеется, «Ридотто»). Рассказывают, что во время своего пребывания в Венеции в 1708 году король Дании Фредерик IV выиграл огромную сумму у некоего патриция. Но сделал широкий жест – вставая из-за стола, якобы случайно задел и опрокинул его вместе с картами и всеми расчетами, которые, таким образом, оказались недействительными.

Тогда же король сделал еще один beau geste – но главным действующим лицом этой истории выступил не он, а нобиль из дома Кверини. Все произошло на балу в палаццо Фоскарини, в районе Кармини. Пока жена патриция Катерина Контарини танцевала с королем, ее жемчужные бусы порвались и драгоценные жемчужины посыпались на пол. Дама сделала вид, что ничего не замечает, но король, смутившись, встал на колени и принялся собирать их. Тогда Кверини, вскочив с дивана, подошел к паре и, улыбаясь, начал давить ногами жемчужины и расшвыривать их подальше, призывая супругу вернуться к прерванному танцу.

* * *

Как мы видели, на протяжении веков колонны на пьяцетте «участвовали» во множестве казней. Последним казненным здесь оказался некий Доменико Сторти, в 1752 году приговоренный к смерти за что, что он «убил во сне своего брата и плохо поступил с невесткой по причине дележа наследства».

Поскольку перекладина, на которую крепилась петля, проходила меж двух колонн, это породило типично венецианскую угрозу: ti vedarà che ora che xe! то есть «ты еще увидишь, который час!» – красноречивый намек на последнее, что мог видеть приговоренный к повешенью на пьяцетте – циферблат на Торре дель Оролоджо, прямо напротив места казни.

* * *

Вообще-то колонн на пьяцетте должно быть три. Как рассказывают хроники, во время разгрузки судов разыгралась буря, и третий тяжеленный монолит, с фигурой крокодила, упал в воду. Эту колонну так и не нашли, но кое-кто уверяет, что и в наши дни, во время особенно сильного волнения, изредка удается разглядеть очертания каменной зверюги, которая с ревом показывается на мгновение из бушующих волн в Бачино. Когда это происходит, добавляет легенда, в городе исчезает невинная девушка.

А теперь снова вернитесь к Палаццо Дукале. Отсчитайте третью колонну от угла вдоль того фасада, который смотрит на лагуну. Здесь осужденному, готовому взойти на эшафот, представлялся последний шанс спастись. Босым, с руками, завязанными за спиной и повернувшись лицом к колонне, он должен был обползти вокруг нее, ни разу не опершись ногой на мраморную ступеньку в основании колонны. Поглядите, какая она стертая, эта ступенька, и попробуйте сами… Пока что это еще никому не удавалось!

* * *

Шестая ночь

ПУДРА, ГОЛЬДОНИ, ПОЭТЫ-СВЯТОШИ И ГОНДОЛЬЕРЫ – ПОЭТЫ ТОЖЕ

От кампо Сан-Бартоломео к Академии

Наше шестое свидание с камнями, историями, легендами и загадками начнется в самом центре города, на кампо Сан-Бартоломео (campo San Bartolomeo) – месте встреч тысяч венецианцев. По правде сказать, салицада, ведущая с кампо на Риальто, оказалась для нескольких десятков и местом гибели. Речь идет о событиях ночи с 12 на 13 мая 1797 года: Яснейшая республика только что объявила о своем конце, и народ возмутился против тех, кто еще несколько часов назад им правил, а теперь малодушно передал в руки захватчиков.

Падение Республики

Все началось с позиции, которой Венеция решила придерживаться сразу после Французской революции: невооруженный нейтралитет. Такой выбор, однако, привел к тому, что французские провокации в 1797 году все усиливались и усиливались, пока наконец 14 марта французы не захватили Бергамо, выбив оттуда венецианский гарнизон и присоединив этот город к созданной Наполеоном «Циспаданской республике»[102]. Дальше – хуже. Но лишь немногие патриции готовы были оставить жалкие увертки дипломатии и взяться за оружие. «Погибнуть, но погибнуть как храбрецы, а не как свиньи! Необходимо презреть здравый смысл, чтобы все удержать!» – восклицал патриций Гаспаро Липпоманно в письме от 29 апреля.

Но увы – слишком мало оказалось таких решительных людей, как Анджело Джустиниан, комендант Тревизо, заявивший Бонапарту, что не признает приказов, исходящих откуда-либо, кроме Сената, или другой Джустининан, Джироламо, который, вдохновясь действиями дожа XVI века Лоредана во времена Камбрейской лиги, предложил послать сражаться двух своих сыновей и раздать оружие простым гражданам, чтобы те могли защищать Яснейшую. 17 апреля Верона подняла восстание (вошедшее в историю под именем «Веронской пасхи») и выгнала французов из города. Через три дня настал черед Венеции. Комендант Лидо Доменико Пиццамано отогнал французский корабль, носящий название Le Libérateur