на Акке, который, опустив глаза, прижался спиной к стене.

– Булла, пункт одиннадцать, – напомнил священник, косматая бровь назидательно приподнялась. – «Право на тайну частных переговоров представителей королевских домов и служителей церкви упраздняется». Вы обязаны были сообщить мне о содержании вашего разговора сразу по его окончании. Но, полагаю, вы забыли.

– Вы верно полагаете, монсеньор, – лицо Ноэ приобрело сожалеющий вид. – Снова прошу у вас прощения.

– Не слишком ли часто вы забываете о достаточно важных вещах?

– Боюсь, что чаще, чем мне самому бы этого хотелось.

– А когда вы при мне ознакомились с пунктами буллы, вы обещали чтить их и не забывать. Обещали, возложа руку на «Четырёхлистник».

– К сожалению, очень часто память обещавшего гораздо хуже памяти тех, кому он что-то обещал.

В отличие от Альфреда Нелле не смогла сдержать смех и не посмотреть на Ипатия, который до сих пор так и не получил от своего патрона обещанного повышения. Сам викарий заметно скис.

– Так что хотела королева? – ощерился отец Симоне, прекрасно поняв намёк.

– Она попросила меня провести коронацию вместо вас, – ответил священник. – Только и всего.

– Она попросила что?! – воскликнул прелат, подскочив на стуле так, будто снизу ему в зад воткнули шило.

– Заменить вас во время церемонии, – повторил Ноэ. – Её величеству рассказали о том, что я венчал погибшую принцессу Вечеру и наследника касарийского трона до битвы за Паденброг и что это было хорошо воспринято горожанами, а также духовенством в лице его святейшества кардинала. К тому же мы довольно часто разговариваем, и, как вы знаете, королева исповедуется мне. Поэтому её просьба для меня не стала чем-то неожиданным.

– Вы обычный священник, – желчно напомнил прелат, уязвлённый тем фактом, что Иммеле предпочла ему подчинённого. – И если принцесса-язычница по необразованности ещё могла нарушить правила Единой Церкви, то никак не королева, выросшая на Холодных островах – колыбели истинной веры. Ваш сан не позволяет вам проводить церемонии настолько высокого ранга, если вы не забыли.

– Нет, не забыл. И я полагаю, что королева тоже это знает, монсеньор.

– Тогда откуда столько чести?

– Возможно, она просто считает меня своим другом.

– Священники королям не друзья, а наместники Единого Бога на земле, на которых возложена миссия следить и наставлять их на истинный путь. Булла, пункт двенадцатый.

– Как и выслушивать в моменты, когда им это им необходимо. Короли всё те же люди, которые нуждаются, кроме наставлений, ещё и в поддержке.

– Но не церкви. Мы не поддерживаем, а учим, и соблюдаем строгую иерархию, на которой держится узаконенный порядок!

– Да, вы снова правы, монсеньор. Моя вина.

– Может быть, вы не чтите нашу церковь, как и самого кардинала?

– Ни в коем случае. Всему виной только моя плохая память.

– Может быть, тогда мне стоит вам напомнить, сколько лет кардинал Таллиций занимает Престол?

– Нет, я помню, монсеньор.

– Знаете ли вы, сколько законов он принял за это время?

– Предполагаю, что много.

– И знаете ли вы, насколько они важны для церкви?

– Знаю. Вам не о чем переживать, монсеньор, я отказал королеве, – несмотря на эмоциональный всплеск начальника, Ноэ остался совершенно невозмутим. – Поэтому я предложил оставить вашу кандидатуру, которая предусмотрена правилами проведения церемоний высшего порядка.

Прелат опустил кубок на столешницу.

– Так уж и отказали королеве?

– Моё искреннее уважение к вашему высокому сану и к вам лично, монсеньор, не позволило бы мне нарушить правило иерархии нашей матери-церкви в угоду своим амбициям или желанию перейти вам дорогу, если бы оно у меня когда– нибудь возникло.

– И что королева?

– Она была расстроена. Но я приложил все усилия к тому, чтобы она приняла решение не идти наперекор церкви, что подорвало бы её и без того нестойкие отношения со свекровью и мужем и послужило бы причиной ещё большего между ними раскола. И мои доводы, монсеньор, были услышаны, а выводы королевой были сделаны правильные. «Служители Единого Бога есть наместники Его на земле, и на нас возложена миссия следить и наставлять королей на истинный путь». Булла, пункт двенадцатый. Вам не о чем беспокоиться.

Прелат шумно выдохнул через узкие ноздри. Альфред затаился в своём уголке и ждал.

Один раз он уже становился невольным свидетелем того, как Буккапекки и отец Ноэ ругались. Вернее, ругался только прелат, а Ноэ в свойственной ему манере спокойно слушал. Преподобный напал на него после того, как ему удалось ввернуть в разговор упоминание о том, что отец Ноэ обвенчал Вечеру и Альвгреда. Подначиваемый постоянными поддакиваниями отца Ипатия, прелат обвинил Ноэ в том, что тем самым он унизил Единого Бога, проведя обряд грязным язычникам, сменившим веру на скорую руку, и что было ему это не по сану, и что перед церемонией он должен был получить письменное одобрение прелата. На что священник Туренсворда достал из стола свёрток, исписанный хорошо известным прелату почерком и скреплённый ещё более хорошо известной сургучной печатью Престола Церкви Святой Благодати, где сам его святейшество кардинал собственной рукой разрешил отцу Ноэ провести обряд и, кроме того, выразил Ноэ личную благодарность за наставление на путь истинной веры застрявших в языческом мраке иноверцев.

Монсеньор тогда был вынужден стиснуть зубы и стерпеть унижение, но с тех пор только и делал, что искал повод снова придраться к священнику.

Альфред признавал, что мог быть совершенно неправ в своём мнении, но отчего-то ему казалось, что кошка пробежала между святыми отцами в первый же день их знакомства. Ещё когда скромный священник появился в поле зрения монсеньора в обществе королевы, которая не скрывала своей благосклонности к отзывчивому служителю церкви, предпочитавшему больше слушать, чем поучать, и вместо нотаций, непрестанного цитирования «Четырёхлистника» и устрашений всевозможными карами говорившему с ней как друг, давая советы только тогда, когда его об этом просили.

– Что же, – брезгливо скривились белые губы прелата. – Это было мудро с вашей стороны.

– Благодарю.

– О нет, это не похвала. Это была ваша обязанность. А ожидание похвалы за свою работу есть проявление тщеславия, что карается епитимьей.

– Вы снова правы, монсеньор.

– Тогда, полагаю, мы с вами решили вопрос.

– Я тоже так думаю. Хорошего вам дня.

Буккапекки не сразу понял, что его только что выставили за дверь.

Он молча зыркнул на присутствующих, одёрнул богато расшитую полу шёлковой сутаны и вышел в коридор, породив такой порыв движения воздуха, что он подхватил отца Ипатия и безропотного Акке и утянул за собой вслед удаляющимся шагам.

– И всё равно он канделябр, – ехидно буркнула Нелле, продолжая полировать миску.

– Фу-у-у-ух, – перевёл дыхание Альфред, обмякнув на своём стуле. – Святая Клементия, я думал, он никогда не уйдёт. Отец Ноэ, вы просто святой. Я бы превратился в лужу, если бы прелат на меня так смотрел, как на вас. У меня сейчас сердце стучит, как у мыши.

– Не нужно бояться представителей высшего сана, Альфред, – ответил отец Ноэ, вернувшись к прошиванию книги. – С теми, кто чтит своё звание превыше своей человеческой сути, есть только один способ общения – как с сумасшедшими. Нужно только во всём с ними соглашаться и непременно хвалить.

– И кардинала? Если бы он сейчас был тут вместо прелата, я бы, наверное, вообще хватил уксуса и отравился.

– К сожалению, я не имел удовольствия общаться с Отцом лично.

– Судя по содержанию новой буллы, он тот ещё фрукт. Так почитаешь и засомневаешься, король ли будет править Ангенором?

– Только не скажи об этом королю.

– Не-не, – отрицательно завертел головой послушник.

– Прежними королями управляли традиции, новыми – церковь. Церковью – люди, но никогда не любовь. Просто уясни это, и тогда твоя жизнь в замке станет намного проще.

– Интересно, а какой он, его святейшество кардинал? – Альфред задумчиво посмотрел в окно, будто на нём вдруг отразился лик святого, объятый солнечным светом.

– Говорят, он