живём, все повязаны, а вы? Стыдно!

Мейра выпрямилась в привычную струнку и сложила руки на животе.

– Нет противоядия от волчарника, – процедила сквозь зубы прислуга, глядя на Гастера, как ястреб на мышь. – Ножом по горлу – вот одно лекарство.

Мехедар снова бросился в атаку, но Болт успел его оттолкнуть. Зашипел.

– Так, хорош мне тут! Хватит! Ножом по горлу – и кто тебя за язык дёрнул, дурында?

– Говорю как есть. Врать не научена, теперь готовьте ямы. А лучше – сожгите тела. Закопаете трупы после волчарника в землю – трава, что там вырастет, тоже будет отравлена. Наестся её какой олень или косуля, а потом попадёт на наш стол, и трупов будет ещё больше. Хорошо, если ваши протянут хоть пару дней, – Мейра перевела на Мехедара немигающий взгляд. – Но лучше бы им сегодня помереть, в их кишках уже дыры, началось заражение, галлюцинации, завтра будет ещё хуже. Вот и говорю без прикрас – поперережьте им во сне глотки, чтобы не мучались. Всё равно Саттелит за ними скоро явится.

– Какая ж ты злобная баба, – тяжело вздохнул смотритель Ровенны. Его затошнило. Снова закололо в боку, заставив поморщиться.

Мехедар вздохнул, дыхнув на служанку кислым перегаром. Ноздри Мейры брезгливо расширились.

– А Меланта? Она тоже не знает противоядия? – спросил Болт, задумчиво почёсывая затылок.

– Если бы оно было, она бы уже давно им его дала.

– Но что-то же должно быть? Какая-то вытяжка, ну, подумай! Парни-то совсем молодые – ещё жить и жить!

– Я не знаю. Сами у неё спросите. При чём здесь я? Я просто служанка, а власта – травница. Она в кладовой.

Внутри комнаты тихо заплакали. Болт приоткрыл пальцем дверь. В полоске неяркого света обливалось потом молодое некрасивое лицо одного из стражников.

«Дураки. Какие же дураки», – подумал Гастер, глядя на мерзкую картину гниющих изнутри молодых солдат, которые ещё меньше недели назад были здоровыми и полными сил. А ведь ещё когда они из леса вернулись бледные, как покойники, Веснушка говорил этим придуркам, что не надо бы им терпеть тошноту, пошли бы лучше сразу к власте, этой чародейке, за советом. Может, она что и подсказала бы, какую настойку бы дала, как и Болту, чтобы не довести вот до такого. А теперь умирают от язв в желудках и дыр в кишках. Может, и права эта дылда? Ножом их, и всё? И мучиться не будут?

Гастер махнул рукой, закрыл дверь.

Мейры уже не было – ускользнула, бесшумно прошмыгнула, как гадюка. Гастер никак не мог привыкнуть к тому, насколько бесшумно передвигались гирифорские женщины. Не слышно было даже шороха юбки. Стало тихо, тихо до жути, только внизу на кого-то закричала Симза, а потом и Иолли. Раздался грохот разбитой посуды. Наверное, дикий кот, прикормленный Веснушкой, опять пробрался на кухню через окно, стащил чего съестного и перевернул миску со сливками. Шельма хвостатая. Гастер согнулся пополам, потёр живот, прокряхтел.

«Ох, не дай господи дотянуть до такого, что там, в комнате, ох, не дай боже единый».

– Мехедар?

– А?

– Прекрати сосать бутылку и иди к власте. Не верю я Мейре. Пусть Меланта что найдёт. Ножом мы их всегда успеем. Иди.

– Слушаюсь.

Кладовая Ровенны была, пожалуй, самой вместительным помещением из всех находящихся на территории замка. Когда Мехедар увидел её впервые, ему даже показалось, что главной комнатой цитадели Гирифора была именно кладовая, а остальные комнаты – по крайней мере те, что остались целы после пожара, – строились вокруг неё, как подсобные помещения. В ней бы запросто уместилось две-три спальни супругов Ээрдели, если бы её размеры пришлось измерять соседними комнатами. Как и везде, здесь было темно, неуютно и сыро. Под потолком висела одинокая, покосившаяся на один бок грубая круглая люстра с оплывшими свечками по ободку, а по стенам тянулось множество полок, заставленных банками и склянками с неизвестными, пахнущими дурно и весьма приятно жидкостями и мазями. Всюду на столах, на табуретках и стульях стояли ёмкости с порошками всех цветов и оттенков. Над одними густо вились мошки, другие обходили стороной даже тараканы. Под столами стояли корзинки с высушенными цветами, листьями, травами и овощами, бутылки с вином и спиртом, чаши с засоленным мясом и вяленой рыбой, ракушками и водорослями. В углу гнездились коробки с чем-то непонятным, но крупным, возможно, с тыквами, прикрытыми тканью. Пахло травой, едой, сырой почвой с корнями и чем-то не совсем съедобным. Земляной пол был утрамбован, а швы стыков между камнями в стенах замазаны глиной, по которой от пола до потолка тянулись гибкие ветки не привычной глазу актинидии, а какого-то незнакомого вьюна с листьями, похожими на перепончатые лапы с чешуйками.

– Это Olleria Terranum. Не трогайте.

Мехедар быстро отдёрнул палец от перепончатого, как у дракона, листа и обернулся.

– А?

– Это очень нежное растение, и оно боится прикосновений.

Власта несла, прижав к бедру, большой таз, полный земли. Сейчас она выглядела совсем не так аккуратно и опрятно, как во время обедов, скорее она была похожа на свинарку, которую каким-то ветром занесло из хлева внутрь цитадели. Чумазая, потная, с растрёпанной косой, точно половину дня ковырялась в земле и кореньях. Руки в грязи по локоть, юбка изгваздана в луже по всему подолу, на сером переднике следы от травы.

Мехедар даже не шевельнулся помочь девушке с тяжестью. Меланта прошла вдоль длинного стола, заставленного чанами с замоченным для стирки бельём, и грузно поставила ношу на землю рядом с длинным, грубо сделанным из неотёсанных досок ящиком земли, в котором росли укроп, редис, петрушка, базилик и морковь.

На шее власты в тихом, даже интимном свете догорающих свечек загадочно сверкнула глазами тонкая змейка.

– Не ожидала вас здесь увидеть. Что вам нужно?

– Волчарник. Слыхала, что такое?

– Ядовитая ягода. Мейра мне сказала, что, судя по симптомам, ими отравились ваши люди.

– И ты так спокойно об этом говоришь? – страж властно положил руку на эфес своего меча. – А противоядие моим людям придумать не судьба?

– Если мы говорим о волчарнике, противоядия нет. В моих силах только облегчить их страдания, а в ваших – скорее их закончить.

– Кровожадные гирифорские бабы, – он сплюнул в сторону и угодил на стенку кувшина с водой. – Твоя курва тоже предлагала нам с начальником их прирезать.

– Своё слово я уже сказала. За чудесами обращайтесь к эллари. У вас всё? Мне надо работать.

Мехедар хмыкнул и, покряхтывая, как потрёпанная годами пьянства развалюха, уселся в плетёное кресло в углу, расставив ноги так широко, как только мог. Кресло оказалось на редкость неудобным и хлипким, сильно зашатавшись на резных ножках под грузом опущенного на него тела.

– Это, как его, – заплетался его язык, – Гастер грит, ты ему настойки подгоняешь, когда у него, ну, сама понимаешь… газы, колики.

– И что?

– От тошноты что-нить есть?

– От похмелья? – уточнила Меланта.

– Будешь дерзить?

– Я в курсе вашей любви к вину.

Лицо Мехедара озарила желтозубая улыбка, отчего его лицо стало ещё более неприятным.

– Нет, похмельем не страдаем. Пока только тошнота.

– Это тоже из-за вина. И изжога у вас имеется, надо полагать?

– Откуда знаешь?

– Подождите.

Меланта подошла к одному из стеллажей, на котором стояло больше всего бог знает чем наполненных склянок, и взяла небольшую колбочку с красной жидкостью, обёрнутую белой полоской ткани.

– М-да, жаль парней, что подохнут, – отметил Мехедар, оглядывая помещение кладовой в поисках того, чем бы поживиться. Взгляд его упал на миску с чищеной репой, рука сама потянулась к добыче и потащила в рот.

– Это типичное проявление отравления волчарником, – ответила Меланта, встряхивая и проверяя содержимое колбы на свет. – Завтра у них пропадёт слух, а белки глаз нальются кровью.

– Хм, я ведь тоже туда с ними ходил, но я-то живой, – пробубнил Мехедар, уничтожая репу.

Воротник его камзола вдруг стал сильно давить на шею, как удавка, и страж поспешил ослабить его, развязав узел.

– Самому старшему меньше, чем моей дочке. Мейра