Следом за странным крылатым субъектом бегали два знакомыхСтасу милиционера, которые безуспешно пытались схватить его то за голые пятки,то за шуршащие крылья.

Со стороны возмутитель спокойствия напоминал сбесившегосямотылька, преследуемого маньяками-энтомологами, которые в пылу погони потерялисвои сачки и теперь готовы сбить его выстрелом из пистолета.

Как только служители правопорядка приближались на опасноерасстояние, преследуемый совершал очередной живописный прыжок и оказывался внезоны их досягаемости.

Публика свои симпатии распределила поровну: кто-то «болел»за голого мужика, кто-то делал ставку на профессионализм милиционеров. Половцевпонял, что необходимо вмешаться.

Но и его усилия не сразу привели к нужному результату. Болеетого, зрители стали громко выказывать недовольство относительно появлениячеловека в штатском.

— Трое на одного, нечестно! — орали из толпы.

— Эй, парень, отвали! Мы же не вмешиваемся! Пустьмилиция сама разбирается!

Половцев, вспомнив, что русский бунт сколь бессмысленный,столь и беспощадный, решил прояснить ситуацию. Продолжая подскакивать вслед заускользающим хулиганом и пытаясь одной рукой схватить его за крыло, другойрукой Стас вырвал из нагрудного кармана удостоверение и стал размахивать им ввоздухе.

Народ понял это по-своему.

— Из ФСБ приехали. Наверное, шпиона ловят.

— Да террорист это, я же говорил. Поэтому и ФСБ. Хотелна крыльях сигануть прямо в мэрию, да сорвалось.

— Нет, это МЧС. Без них сейчас никуда.

А через пять минут благодаря природной прыгучести Стасаголый мужчина уже трепыхался в железных объятиях двух разъяренных сержантов.Народ, получивший колоссальное удовольствие от бесплатного представления, ссожалением стал расходиться по своим делам.

— Вы, ребята, поаккуратнее с ним, — попросилПоловцев. — Я понимаю ваши чувства, но мне его срочно допросить надо.

* * *

— Представьтесь, пожалуйста.

Половцев изо всех сил старался сохранить на лице серьезноевыражение, хотя удавалось это с трудом. Больше всего ему хотелосьрасхохотаться, громко, до неприличия. Кроме того, в кабинет поминутно, как быневзначай заглядывали сослуживцы, желавшие убедиться в реальностипроисходящего.

Голый мужчина сидел на стуле очень прямо, скрестив руки нагруди и закинув ногу на ногу. Он надменно взирал на Стаса и молчал.

— Прошу вас — имя, отчество, фамилия, — настаивалПоловцев.

Вместо ответа мужчина размашистым движением поменялположение своих неэстетичных ног.

— Послушайте, — не выдержал Стас, — что вытут изображаете из себя Шэрон Стоун? То, что вы сейчас продемонстрировали,может вызывать у женщин не сексуальное возбуждение, а материнскую жалость.

— Смотри-ка, — вдруг отозвался голый. —Неужто вы смотрели «Основной инстинкт»? Это теперь преподают в школах милиции?

— Там много чего преподают. Будете говорить? Стас оченьхотел получить от этого человека необходимую информацию. В первую очередь —почему он голый, почему бегал у фонтана и связано ли сегодняшнее событие счередой странных смертей, расследованием которых он сейчас занимается.

— Я уже говорю. А если вас всему учат, почему выспрашиваете, кто я?

— В стране проживает более 140 миллионов человек, вМоскве — более десяти миллионов, не считая приезжих. Я не могу всех знать.

— Я — не все. Но вам прощаю невежество, вы какой-точеловечный, не ожидал.

— А чего ожидали?

— Ну, например, будете запугивать тем, что посадитеменя на ночь вот так, без одежды, в камеру к преступникам.

— Понятно. Кстати, вы не желаете накинуть на себя хотябы полотенце? Я могу принести.

— Нет, не желаю. Я хочу завершить все достойно, безсуеты, как подобает художнику. Вот вы спрашиваете — фамилия, имя. А перед вами,между прочим, Вадим Трикарский.

Он сделал паузу и выжидательно посмотрел на Половцева.

— А отчество? — мгновенно оживился Стас, которомувсе-таки необходимо было заполнить протокол. — Профессия — художник?

— Между прочим, меня прекрасно знают не только вРоссии, но и в Европе, и в Америке.

— Вас там ловили в таком же виде? Трикарский тяжеловздохнул.

— Там знают мою живопись. А сегодня я продемонстрировалмосквичам свое новое творение.

— Какое еще творение? — Стас вдруг подумал, что,вероятно, перед ним сумасшедший, допрашивать которого бесполезно, нужно зватьврачей.

— Перформанс. Знаете, что это такое?

— Слышал где-то, — неопределенно ответил Стас.

— Поясню. Перформанс — это такой художественный акт,когда художник превращает самого себя в предмет искусства. Это — высшая степеньхудожественного мастерства. Кроме того, это акт высокого гражданского мужества.

— И во что же вы себя превратили? —заинтересовался Половцев, силясь понять хотя бы мотивы странного поведенияхудожника.

Вадим Трикарский укоризненно посмотрел на Стаса:

— Но это же очевидно. Если вы забудете на минуту осуетном — протоколах, преступниках и так далее и внимательно посмотрите наменя, на эти крылья за спиной… Посмотрите! — воззвал он вдруг громкимголосом и вытянул вперед руку.

Половцев испуганно уставился на него.

— Что вы видите? — продолжал вещатьТрикарский. — На что похоже существо, сидящее перед вами? Крылья,трепещущее живое тело… Ну?

— На комара?

Выражение лица Трикарского не оставляло сомнений — если бы вего руках сейчас оказался утюг, он кинул бы его в голову невежды.

— Ладно, ладно, хватит, — Стас решил прекратитьэтот художественный эксперимент, — вы мне лучше объясните, почему бегалиголым, нарушали общественный порядок, сопротивлялись властям. И почему именно уфонтана. Я жду.

— Что ж, объясняю еще раз. То, что вы называете нарушениемобщественного порядка, на самом деле художественный акт. Перформанс. В данномслучае я демонстрировал божественное перевоплощение, мимолетность красоты ивеличие смерти.

— Вы думаете, из ваших прыжков именно это можно былопонять? — уточнил Стас.

— Каждый понимает в меру своего интеллектуальногоразвития и душевной организации, — отреагировал художник. — То, чтовы видели, — это искусство в самом высоком смысле слова. Название я далтакое — «Ночная бабочка. Самец».

Половцев некоторое время переваривал услышанное. Затемосторожно уточнил:

— Так, самец — это понятно. Почему именно бабочка?