И всё равно, блядь, это не помогало. Йоханесс, как бы ни пытался, не мог вытравить женщину из головы. Воспоминания о её бирюзовых глазах и тонких пальцах одновременно причиняли боль и ласкали сердце нежными касаниями. Она далеко, она совершенно чужая, замужняя, но недавно именно Йенс целовал её красные губы, сжимал её худую талию и пытался прижать к себе ближе, словно надеясь слиться в одно существо.

Ольсен боялся новой встречи с ней, но вместе с тем хотел увидеть Эрику до невозможности. Она была главой мафии, и спорить с её разрушительной силой и жестокостью было глупо, но Йоханесс стремительно глупел. В ней наверняка не только зло и жестокость были, что-то должно было скрываться за маской полного безразличия к человеческим жизням. Эрика не давала ни надежды, ни намёка на то, какой она может быть настоящей. И оттого Ольсену хотелось разгадать её страшную тайну ещё сильнее.

Хотелось до отчаяния заставить её улыбнуться, чуть приподняв вверх уголки кораллового рта, чтобы приоткрыла пухлые губы и обнажила небольшие белоснежные зубы, потому что в том смехе, коим одаривала Эрика окружающих, было что-то искусственное, ненастоящее.

Если влюблённость — это так красиво и безупречно, если сердце собирается биться, найдя источник питания в коротком, но сладкозвучном имени Эрика, то Ольсен даже счастлив, что стремительно летит прямиком в бездну. В конце концов, что плохого в падении, тем более, если дна не существует? Кто сказал, что вокруг обязательно должно быть темно? Может быть, лучи золотого солнца очень теплы, может быть, алмазы и бриллианты вокруг сверкают настолько ярко, что освещают все вокруг. Кто сказал, что ты падаешь? Может быть, ты наоборот летишь!

Чёрт подери, как же сильно хотелось избавиться от этой нескончаемой боли. Говорят, любовь — это счастье, это лёгкость, это когда на спине вырастают крылья, на которых можно долететь до самой Луны. Если опираться на эти высказывания, то Йоханесс точно болен. Внутри словно поселилось жуткое чудовище, которое заставляло думать об Эрике, заставляло желать её видеть, прикасаться к ней; которое, в случае непослушания, больно сжимало сердце шершавой рукой и пинало в живот.

Или же это инфекция, стремительно распространяющаяся по телу? Одна часть Йоханесса уже давно не имела шансов на выздоровление, а другая продолжала бороться, но уже не так активно и отчаянно. Кажется, скоро Ольсен окончательно сдастся и сойдёт с ума.

Незаметно даже для самого себя Йоханесс после работы словно на автомате дошёл до ближайшего цветочного магазина. Чудо, что он всё ещё был открыт. У Йенса не было ничего, совершенно ничего, зато у Эрики было всё, и нужны ли ей будут жалкие подачки фактически нищего мужчины, когда другие могли одарить её и золотом, и камнями? Но Ольсену хотелось, так хотелось найти для неё хоть что-нибудь. Самую жалкую малость преподнести, даже если и придётся потратить большую часть своих денег.

Йенс за всю свою жизнь дарил цветы, наверное, всего пару раз, и то несколько из них точно предназначалось матери. Он растерянно осмотрел прилавок с букетами: красные, белые, с широкими лепестками, с торчащими в стороны, как у полевых одуванчиков. Но взгляд резко остановился на самых обычных розовых розах. Йоханесс ощутил запах Эрики так, словно она находилась рядом и кривила губы в надменной усмешке. Розовые розы — это всегда Ричардсон. Он схватил все остатки из белой вазочки с водой и купил, даже не раздумывая.

Через каких-то полтора часа Йоханесс уже оказался дома. Он, сидя на своём диване, продолжал крутить в руках розы. Они пахли Эрикой, и это было невыносимо, настолько невыносимо, что Йенс едва боролся с желанием запихать себе лепестки в ноздри, в лёгкие. Дышать этими цветами всегда, целую вечность. Задохнуться из-за них.

Если этот никчёмный букет вручить Эрике, то она наверняка швырнет цветы с шипами прямо в лицо, но для Ольсена это была единственная часть прекрасной женщины, которой он мог обладать по праву. Йенс ещё раз вдохнул запах цветов, поднеся их к носу, и прикрыл глаза.

— А кому цветочки? — робко поинтересовался сонный Оливер, неожиданно выползший из своей комнаты. Это не вписывалось в планы Йенса, потому что мужчина думал, что сын уже спал.

— Почему ты встал? Иди спать, тебе завтра в школу.

— Я ждал, когда ты вернёшься, но заснул. А сейчас проснулся и увидел сквозь щёлочку свет.

— Считай, что ты меня дождался. Теперь иди спать, — с ноткой раздражения в голосе приказал Йоханесс.

Расмуссен прикусил язык и наоборот сделал парочку шагов вперёд, ближе к отцу, с интересом разглядывая розы, которые отец швырнул на столик, недовольно испепеляя взглядом сына.

— Это розы?

— Иди спать, Оливер, — отмахнулся Ольсен.

— А для чего они тебе? — не прекращал юноша.

Йенс громко проглотил образовавшийся в горле ком. Действительно, а нахрен ему вообще сдались эти розы? Глупо думать, что Эрике что-то нужно от Ольсена, глупо думать, что она примет даже эти цветы, но, в таком случае, на кой чёрт он потратил деньги? Неужели и впрямь надеялся, что может завладеть её сердцем? Смешно! Ответ можно найти прямиком на поверхности: это очередной симптом инфекции. Йоханесс поднялся на ноги и отшатнулся от столика, словно оглушенный. Что он делал со своей жизнью? Ольсен не мог объяснить, что с ним происходит, однако он понимал, что ничем хорошим эта ситуация не закончится. Чёрт подери, это дерьмо нужно пресекать на самых начальных этапах его развития! Бежать, срочно бежать! Куда угодно, хоть обратно в Данию, лишь бы не вспоминать леденящие душу бирюзовые глаза!

— Собирай вещи. Мы уезжаем, — тихо произнёс Йоханесс.

— Чего? — растерянно спросил Оливер, всё это время испуганно наблюдавший за нелогичными действиями отца.

— Собирайся, Оливер! Мы уезжаем! — прикрикнул Ольсен.

Мужчина начал истерично носиться по комнате, скидывая с полок, вытаскивая из шкафов вещи, которые нужно обязательно собрать с собой. Поезд. Чёрт, нужно срочно достать билеты на поезд. Кажется, в одной из дыр в стене пряталась маленькая шкатулка, куда Йенс откладывал некоторые деньги с зарплаты. Да, вот она. Остается надеяться, что этого хватит. Ещё нужно не забыть позвонить хозяйке дома и оставить несколько купюр ещё и для неё. Чёрт, сколько же затрат! Эльфрида. Точно! Она поможет. Она обязательно поможет.

Оливер совершенно не понимал, что в последнее время творится с отцом. Иногда в его голову даже приходили мысли о том, что Йоханесс сходил с ума. Честно говоря, это безумно пугало парня, потому что он не сможет пережить ещё одной потери.

— Пап, папа, успокойся, пожалуйста, — попытался позвать