кожей и тёмной копной жёстких волос на голове. Сейчас от этого величественного дона осталась лишь жалкая исчезающая тень.

— Я всё ещё считаю, что у «Нации розы» никого не было и не будет лучше, — улыбнулся Крис, заботливо поправив одеяло, укрывающее Ачиля, а затем резко одёрнул руку.

— Намекаешь на то, что моя внучка не справляется? — тяжело вздохнул Манфьолетти.

— Как мог бы я сказать такое про свою жену? — нахмурил брови Эдвардс, а затем слегка нагнулся и понизил голос: — но, конечно, мне кажется, что эта столь важная должность для неё слишком тяжела. Босс, как её подчинённый я должен преданно служить ей верой и правдой, вникать каждому приказу и слову, но как её муж я безмерно беспокоюсь. Не сведёт ли её это с ума? И наша дочь… видели бы вы, как сильно они ругаются. Я крайне взволнован из-за этого. Каждая женщина заслуживает полноценного женского счастья, так чем Эрика хуже? Вместо того, чтобы цвести и радоваться из-за внимания мужа и любви к дочери, ей приходится загибаться, являясь доном.

Ачиль внимал каждому слову пришедшего гостя, и лицо его искажалось от искреннего страдания. Он отвёл глаза и тяжело вздохнул, некоторое время не находя нужных слов для ответа. Бледное лицо приобрело серый оттенок, и Ачиль прикрыл глаза.

— Я до сих пор виню себя за то, что тогда пошёл на её уловки, — одними губами прошептал старик.

— Клянусь вам, босс, я тоже, — горько вздохнув, отозвался Эдвардс, покачав головой. — Перед её обаянием устоять невозможно, я столько раз добровольно цеплялся на эту удочку.

Манфьолетти вновь открыл глаза и мягко улыбнулся, глядя на мужчину перед собой.

— И всё же, это решение привело нас к тому, что сейчас вы женаты. Я искренне счастлив, что Эрика встретила тебя и вышла за тебя замуж. После того, как моя дочь сделала неправильный выбор, больше всего на свете я боялся, что и моя внучка повторит её судьбу.

— Она не повторила, всё хорошо, босс, — хмыкнул Кристиан. — Всё, чего боюсь я — чтобы она не повторила вашу судьбу. Я не хочу, чтобы она сгорела на своей должности. Или судьбу своего крёстного отца. Я хочу защитить её.

— Моей внучке не могло повезти с мужем больше, — тяжело вздохнул Ачиль. — Ей не повезло ни с отцом, ни с дедом, но с тобой — бесконечно.

— Я всего лишь беспокоюсь о ней, — Эдвардс слегка наклонил голову и вновь выпрямился. — К тому же, многие недовольны тем, что своей преемницей вы сделали женщину, пускай и вашу родственницу. Как бы это не закончилось для неё проблемой. Я пришёл к вам, потому что вы всё ещё стоите выше, вы всё ещё главнее, чем Эрика. Я пришёл к вам, потому что только вы сможете её образумить. Она слишком неспокойная, она ни с кем не считается и никого не слушает.

— Кристиан, я всего лишь дряхлый умирающий старик, что моё слово означает против слова настоящего дона? — тяжело вздохнул Ачиль. — Думаешь, я не пытался с ней говорить? После нашего последнего разговора она вообще перестала ко мне приходить! Я не видел её несколько месяцев! Даже её неблагодарная мать является чаще.

Манфьолетти сморщился и вытянул из-под одеяла свою большую руку, прикрывая ею глаза. Кристиана слегка передёрнуло, но он сдержался, продолжая держать обеспокоенное выражение лица. Старик вздрогнул несколько раз и шумно втянул ноздрями воздух, пытаясь успокоиться. Наблюдать за тем, как этот некогда величественный устрашающий мужчина теперь лил слёзы из-за того, что остался совсем один и больше не интересовал никого из своих ближайших родственников, было мерзко.

— Моя дочь, моя единственная дочь теперь всё время крутится возле этого инвалида, окутывая его теплом и любовью. Чем он лучше меня? Почему он заслуживает уважения и заботы, а я нет? Она и про него когда-то была не самого лучшего мнения! — хрипло и обреченно бормотал себе под нос Ачиль, и Кристиан заметил, как по щеке, не скрытой ладонью, стекла одинокая слеза. — А моя внучка… за которую я так переживал, которую хотел вырастить достойным человеком, теперь и вовсе открестилась от меня, получив всё, что ей нужно. Почему так?

— Дон, прошу вас, — тяжело вздохнул Кристиан, сжав пальцы в кулаки. — Ни миссис Батталью, ни Эрика просто не осознают того значительного вклада в их жизни, что вы внесли. Но ведь остались ещё люди, уважающие вас, считающие вас умным и справедливым, люди, надеющиеся на вас. Это я. И это многие из гангстеров.

— Почему Эрике плевать на меня? — словно умалишённый, продолжал повторять Ачиль. — Я настолько ей отвратителен? Я настолько не заслуживаю её внимания?

Эдвардс тяжело вздохнул, поднимаясь со своего места. Кажется, он немного переборщил, и теперь Манфьолетти вряд ли просто так возьмёт и успокоится. Кристиану здесь делать больше нечего.

— Простите, что посмел вас потревожить, — сухо произнёс Эдвардс, выходя из комнаты.

Старик настолько увлёкся своими причитаниями, что даже не заметил, как гость ушёл. Кристиан ощущал безмерное разочарование, но ничего страшного, он настойчивый и в следующий раз сможет добиться поставленных перед собой целей. Так вышло, что у Ачиля действительно никого больше не осталось кроме него, парочки навещающих время от времени врачей, сиделки, что приходила утром и уходила вечером, и горничной, живущей в особняке. Пускай Эрика действительно оплачивала все услуги и лечение, но сама она уже несколько месяцев не являлась на порог этого дома. Крис краем уха слышал, что жена поругалась со своим дедушкой в пух и в прах, но предпочитал не вмешиваться, более того, эта скрытная женщина не любила посвящать его в детали своей личной жизни, а Ачиль начинал захлёбываться слезами всякий раз, когда разговор заходил о его отношениях с внучкой.

В какой-то степени Эдвардса это искренне раздражало. Почему такой сильный мужчина, что всегда был для него примером для подражаний, стал размазнёй и полным ничтожеством? Он почти не мог без чьей-то помощи встать с постели и ел только тогда, когда его кормили с ложечки. А ещё постоянно жаловался на своё бескрайнее одиночество. Единственная дочь Ачиля иногда заглядывала, но тоже достаточно редко. Выходит, оставался только Кристиану, которому время от времени приходилось выслушивать стариковское нытье и привозить фрукты в качестве гостинцев. Дочь Эдвардса и Ричардсон вообще со своим прадедушкой общалась всего пару раз за жизнь, Эрика не позволяла им видеться чаще.

— Эбигейл, приготовь старику зелёного чая и снотворное, — крикнул мужчина, спускаясь с лестницы.

— Ладно, — нехотя отозвалась горничная.

— И за бардак в его комнате и вычту из твоей зарплаты двадцатку, поняла?

— Всё равно мне