Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дважды за войну Мария Сергеевна получала на мужа «похоронную». Во вдовах ходила, детей сиротами называла. А Григорий Иванович в это время боролся со смертью в госпитале для русских военнопленных на севере Норвегии. С сильнейшими ожогами на всем теле он попал к врагу, и там его самоотверженно выходил советский врач, тоже военнопленный.
Якименко выжил и вернулся домой. Ныне он заведует молочно-товарной фермой колхоза имени Ильича. Отстроена новая хата. Дети выросли и получили образование. Мария и Анатолий работают в колхозе, старшая дочь Ирина работает и учится в Харькове, а младшая Валюша — она родилась уже после войны — перешла в четвертый класс. Наступила жизнь, за которую пролито столько крови.
В доме праздник: я привез радостную весть — жив фронтовой друг Рамазанов! Жив и работает кузнецом в совхозе под Астраханью.
Якименко счастлив. Немедленно в Астрахань отправляется письмо.
— Когда будете у Рамазанова, обязательно расскажите, как я живу, — напутствует Григорий Иванович. — В прошлом году мы с женой и сыном (дочь Мария замужем и живет отдельно) заработали 1650 трудодней. Жена у меня звеньевая на бураках. Одного сахара за два года ей выдали пять с половиной центнеров. Пшеницы мы получили семь тонн — еще и теперь полно на чердаке, хватит на год или на два. Семь барашков — премия за животноводство… Да вы запишите, запишите, не то позабудете, — улыбается хозяин и пододвигает поближе блокнот.
Долгими оказались розыски санинструктора Чижика — Марии Ульяновой. Однополчане единодушно утверждали: жива Мария! Точного адреса не знает никто. Но она жива. Кто-то получил от нее после войны письмо… Есть к ней, правда, ход: по слухам, в Сталинграде, в Бекетовке, проживает некая Ладыченкова. В войну она тоже была санинструктором. Возможно, они с Ульяновой знакомы. Кстати, обе Марии.
И вот, когда была уже изъезжена Украина для встреч с Жуковым, Драганом, Лосевым, Лезманом, Шаповаловым, Иващенко, когда был проделан долгий путь к Василию Глущенко в глубь Ставрополя и к Рамазанову в Астраханские степи, когда уже состоялись встречи с Елиным в Кирове, с Дроновым в Ольховке, с Наташей и ее матерью в Риге, а с Яниной в Киеве, после всего этого знойным июльским днем я отыскал в Бекетовке Марию Ладыченкову — ответственного хозяйственного работника, секретаря партийной организации.
— Да, воевала в Сталинграде, в сорок втором гвардейском полку. «Дом Павлова»? Ну, как же! Скольких там перевязывала, сама ранена была…
— А Марусю Ульянову, часом, не знаете?
Круглое лицо светловолосой женщины расплывается в улыбке:
— Это моя девичья фамилия. Ладыченкова я по мужу.
Так постепенно выявлялись участники героической эпопеи. По крупицам собирались факты, в архивах изучались материалы, в результате все вместе взятое и дало эту документальную хронику.
Поиски участников обороны «Дома Павлова» не завершены. Многие из тех, кто мог бы дополнить историю боев на площади 9 Января, еще не найдены. Где, например, санинструктор Семен Сидорович Калинин, который находился в доме, когда там появилась четверка храбрецов? Именно Калинин доставил полковнику Елину донесение о том, что «Дом Павлова» занят. Известно, что, вернувшись с войны, он учился на межрайонных курсах специалистов сельского хозяйства в Сталинградской области. На этом следы затерялись…
Что сталось с бронебойщиком Мабалатом Турдыевым? На родине его пока не нашли.
Живы ли славные лосевские разведчики — Василий Дерябин, Григорий Сапунов, Геннадий Попов? Возможно, кто-нибудь вспомнит фамилию отважного Хватало? Где он сейчас?
Младший лейтенант Алексей Аникин, уроженец города Иванова, бронебойщик Талбай Мурзаев из Арысского района Казахстана и пулеметчик Бондаренко (ни имя его, ни место рождения с точностью не установлены) были ранены 25 ноября 1942 года. Что с ними сталось?
Жив ли связной Николай Формусатов?
Удастся ли что-нибудь новое узнать о судьбе героя первого батальона младшего лейтенанта Колеганова? Установлено, что в ту сентябрьскую ночь, когда два солдата вынесли своего тяжело раненного командира на плащ-палатке из гвоздильного завода, он был благополучно переправлен на левый берег Волги. Много месяцев Колеганов лечился в госпитале и уже после разгрома гитлеровцев под Сталинградом возвратился в родной полк. За новые боевые подвиги он был награжден орденом Красного Знамени и орденом Отечественной Войны I степени, а в августе 1944 года, когда бои шли на территории Польши, пропал вез вести.
Может быть, эти строки помогут найти остальных участников боев на площади 9 Января и в районе вокзала. И тогда народ узнает еще больше о делах, которые были совершены во славу нашей Родины.
* * *В Сталинграде сложилась замечательная традиция — каждое 2 февраля торжественно отмечать годовщину разгрома немецко-фашистских войск.
В 1957 году, когда замечательная дата отмечалась в четырнадцатый раз, на празднование впервые приехали Афанасьев, Воронов, Глущенко и Дронов. Взволнованные и восхищенные, ходили они по улицам возрожденного города. Там, где после боев лежали груды развалин, где зияли воронки от снарядов и бомб, выросли кварталы жилых домов, лучшая улица названа улицей Мира и на много километров протянулся величественный проспект Ленина.
К новому вокзалу Сталинграда пришли герои-ветераны В. С. Глущенко, И. Ф. Афанасьев и И. В. Воронов.
Фото С. Курунина.
Одно из первых мест, куда поспешили бывшие воины, — конечно, «Дом Павлова»!
Вот и он. Стоит, словно именинник — свежеоштукатуренный, побеленный.
Глущенко подходит к стене и постукивает тростью по углублению у самого тротуара — там, где угадывается отверстие, заложенное кирпичом.
— А ну, Илюха медные котелки, погляди сюда: не забыл?
— И скажет же такое, чудак? Разве забудешь тот лаз, откуда начинался ход сообщения!
Утро для зимы выдалось теплое. Солнце мягко искрится в притоптанном снегу. Обычный городской шум: по Советской улице проходит трамвай «восьмерка», пофыркивая, проезжает грузовик, с гиком проносится стайка мальчишек. Но четверо, что с волнением замерли у стенки, не замечают городского шума. Теперь, когда в памяти встают картины незабываемого сорок второго года, все тут кажется объятым безмолвием. Необычность тишины подчеркивают израненные стены разрушенной мельницы.
— И сарай як стояв, так и стоить, — ни к кому не обращаясь, замечает Глущенко.
Под покровом этого