остановился перед спортивными костюмами. Поискал по ярлычкам свой размер. Пощупал синтетическую материю, словно сомневался в ее качестве, оглядел молнию, посмотрел, как прострочен воротник. Расправил штаны и приложил к брюкам. Чуб выбрал себе дешевые кеды, байку блекло-синего цвета, белую майку и серую кепку, довершив выбор спортивным костюмом такого же цвета, как и кепка. «Раньше носил шмотки только первых линий, – усмехнулся он про себя, – а как жизнь прижала, покупаю китайскую дешевку и радуюсь».

– У вас здесь можно переодеться? – спросил Чуб у продавщицы.

– Да, конечно, можно. Если хотите, мы упакуем вашу старую одежду.

Чуб ухмыльнулся. Ничего такая кассирша, хоть и магазин колхозный, а на бумере бы приехал за ней после работы, так вся расцвела бы.

Чуб, приобретая какое-то поразительное хладнокровие, размышлял, куда дернуть дальше. Можно, кстати, и в парикмахерскую заглянуть, под нолик обриться. Чуб снял пиджак, осторожно повесил его на вешалку и стал спиной к занавешенному входу. Затем снял брюки и ногой отодвинул их в сторону. Пальцы била нервная дрожь, и он, снимая рубашку, едва не оторвал несколько пуговиц. Рубашка пропотела насквозь.

«Вымыться бы сейчас хорошенько, – подумал Чуб. – Только чтоб место было нестремное. В том смысле, чтобы я спокойно поел и помылся, а не думал, что сейчас менты ввалятся и возьмут меня в таком неприглядном виде!» Кеды по сравнению с туфлями показались самой удобной обувью в мире, ненавистный корпоративный костюм был снят, и нельзя сказать, чтобы Чуб не радовался своему отражению. Он как-то легче себя почувствовал, словно таскал на себе раньше свинцовый костюм, а теперь хоть кросс беги. Несмотря на жару, Чуб поверх майки напялил на себя толстую байку, чтобы под ней спрятать ствол. В карманы его не положишь – сильно оттягивает.

Ну, вот и все. Чуб сгреб в охапку старые шмотки и выложил их на прилавок.

– Как мой прикид? Нормально? – снова спросил у продавщицы. – Лучше с кепкой или без?

Она внимательно на него посмотрела.

– Вам идет. Только лучше без кепки.

– Отлично, значит, буду без кепки, – машинально произнес Чуб и напрягся: за окном неспешно проходили два мента. Сердце затрепыхалось в груди, словно птица в клетке. Чуб проследил за ментами взглядом, но они даже не обратили внимания на витрину и словно лунатики прошли мимо.

– А вы спортом занимаетесь? – поинтересовался у продавщицы, расплачиваясь.

– Редко. Нет времени. – сказала она, передавая ему пакет и сдачу.

– А жаль, – улыбнулся Чуб, отходя от кассы. – Побегали бы вместе.

Он вышел из магазина с радостью человека, проведшего удачный шопинг, и, свернув в ближайший дворик, без капли сожаления выбросил пакет в мусорный бак. «Как с карьерой расстаюсь, – подумал Чуб. – Выбрасываю корпоративный фетиш. Теперь мне не до этого. Все равно, конечно, хреново. Но пока я жив. И теперь мои шансы увеличились. Все будут пиликать, что я был в костюмчике, а я теперь шмотки сменил. Только все равно надо ментов остерегаться. С бандюгами проще. Они спрашивать паспорт не будут. Можно и постреляться. А мента завалишь – вся Москва взбудоражится. Корпорация оборотней. Один за всех и все за одного».

Надвинув на лоб кепку и сунув руки в карманы, Чуб зашел в какое-то дешевое кафе и заказал пиццу-полуфабрикат, которую, наверно, ел лет пять назад, и запил ее холодным пивом. «Правду говорят, что, когда прижмет, начинаешь получать удовольствие от простых вещей. Главное только, чтоб ни с кем из знакомых в городе не пересечься. Хотя как я пересекусь, если мои знакомые на авто рассекают, а телки как увидят меня в таком нарядике, так мимо пройдут, чтобы не позориться. Это они в ночном клубе к тебе ластятся, когда приезжаешь на классной тачке и в баре хорошо проставляешь. Там ты для них мечта. А сейчас – быдло, отброс общества, парень с окраины. Тем лучше, наверное, за все есть своя плата, и мой херовый имидж по идее должен способствовать моему спасению. Только все равно надо где-то отсидеться. Но где?»

Тут в голове Чуба мелькнула отчаянная мысль: «Мячиков вроде как в командировку уехал. А что, если попробовать? Звякну с ближайшего таксофона. На фирме не зря слухи пускают, что она у него гулящая и рога ему наставляет. Еще бы! Ей двадцать пятка еще не стукнула, а ему пятьдесят семь вроде. Жирный, пузатый и уродливый, но с баблом. Детей у них нет, а она всем обеспечена. Но мужика-то нормального наверняка нет. Все равно терять мне нечего. Можно считать, что в «МосРиэлте» я уже не работаю. А вот с женой бывшего шефа неплохо было бы попробовать. Не просто так она откровенно на меня пялилась в прошлый раз».

Чуб обладал двумя несомненными достоинствами: острым умом и отменной интуицией. И вот последняя говорила ему, что выход из сложившейся ситуации состоит в том, чтобы действовать максимально рискованно.

«Заработал десять штук, называется, – с неожиданным озлоблением подумал Чуб, вспоминая, как Охотников доставал деньги, словно глумился над ним. – Сомнений быть не может! Я прокололся из-за этой поганой суки. Журналюга поганый! Я не удивлюсь, что с таким длинным языком, как у него, он уже совсем совесть потерял, вот и решили заткнуть рот парню. А я, выходит, под горячую руку попал».

* * *

«Он псих» – эта была первая мысль, которая появилась в голове Охотникова, когда он увидел, как Чуб, словно сойдя с ума, резко ударил своего знакомого бутылкой и побежал. Дальше он услышал три сухих выстрела и, забыв о потерпевшем, с документами в руках метнулся на звук. Когда он прибежал, в лужах крови лежали два трупа. Он убедился в этом, когда заглянул в безжизненные глаза, и его тут же вытошнило. Вокруг собирались люди. Кто-то вызвал «скорую», кто-то милицию. Охотников, чувствуя на себе взгляды прохожих, словно именно его они намеревались сделать козлом отпущения, утерев рот платком, вышел из прохода и с невозмутимым видом быстро пошел туда, где, по его мнению, Чуб должен был оставить машину. И он очень удивился, когда обнаружил, что машина стоит на месте, причем рядом с ней стояли два каких-то незнакомых парня. Охотников, сам того не зная, допустил серьезнейшую ошибку: быть может, ему удалось бы уйти незамеченным, если бы он так близко не подходил к машине Чуба и не глядел на нее так пристально.