Он подставил кого-то, – думал Охотников, злясь на себя из-за того, что обосцался, как маленький ребенок, да еще в присутствии других людей. Пусть они и бандиты, но все равно стыдно. – Это он виноват! Сам-то смылся. А мне ничего не сказал. Вот меня и взяли! И тех двух пацанов он убил! Кому же еще! Сдам его, гада! Расскажу все, что о нем знаю».

Пока они приехали в Торбеево, салон авто успел наполниться сигаретным дымом. Бандиты курили поочередно и такие крепкие сигареты, что Охотников постоянно кашлял. Странным было то, что он, курящий человек, в момент стресса курить не хотел. Как отрезало.

Машина остановилась у массивных металлических ворот. За оградой глухо залаяли собаки.

Бекас подмигнул Охотникову: вот, мол, и приехали, вышел из машины и перебросился несколькими словами с охранником, который сдерживал рвущуюся с поводка овчарку.

Створки ворот медленно поползли навстречу, и фары машины высветили еще двух охранников с волкодавами. Во дворе было темно, рядом с мрачным домом из белого кирпича стояли несколько автомобилей: два заляпанных грязью «мицубиси паджеро» и один «кадиллак эскалад».

– Это кого тачка такая? – Як пальцем показал на «кадиллак».

– Закрой пасть, Як, – шикнул на него Бекас и уважительно взглянул на машину Монгола. Бекасом овладели хреновые предчувствия. Можно сказать, операция была провалена начисто.

«Мало того что мокруха сплошная получилась, так поймали только одного, а второй ментам мог сдаться и выложить все как есть, – подумал Бекас. А такая перспектива ему не улыбалась. – А все из-за чего? Из-за того осла, который так пас их на встрече, что, наверное, любой бы ребенок догадался, что за ним установлена слежка. Так еще и позволил тому Чубу по башке себе зарядить! Фартовый пацан, Чуб! – с уважением подумал Бекас. – Как ни крути, а с такими пацанами узнаешь свою силу. Еще двоим деревянные костюмы оформил».

Як с Сизым вели под руки Охотникова, пообещав ему сделать кесарево сечение, если он будет дергаться. Кремень сидел на капоте машины и жадно курил, отдыхая после трудной дороги. В такой тьме добирались, что, наверное, легче было бы сломаться где-нибудь в дороге, чем доехать.

На входе в дом всех обшмонали. Бекас не любил эту процедуру, когда его ощупывали руками, как будто он был какой-нибудь телкой. Но такой порядок установил Монгол после того, как один отморозок зашел внутрь со стволом и перестрелял чуть ли не всю охрану, и Монгола бы убрал, но тот в погребе схоронился, а там пацаны подъехали и пристрелили крысу, которую, оказывается, Монгол с бабками лоханул. Это Бекас потом выяснил из проверенных источников, но сделал вид, будто бы остался не в курсах.

– Проходи, – сквозь зубы процедили охранники.

«Вояка недобитый, – ухмыльнулся Бекас. – Видно, в детстве в войнушку не наигрался, а теперь тешит себя мыслью, что командует взводом. Командир хренов».

Боковые комнаты были без дверей, неосвещенные, там стояли кровати, грубо сколоченные столы, а зимой сквозь деревянные рамы тянуло холодом. Вообще дом оставлял впечатление недостроенности. Вроде готов, крыша есть, стены тоже, а внутри не обжито, все по-спартански. Монгол здесь не жил, здесь было что-то вроде его офиса, а в гараже, в погребе, – пыточная. И если он назначил Бекасу стрелку в Торбеево, то это означало, что разборы будут сегодня крутые.

Охотникова грубо толкнули в спину. Он полетел вперед, и его схватили за ворот пиджака, встряхнули, как щенка, и поставили на ноги. Комната была освещена. Горел яркий свет. Стены – аккуратно уложенные рядами кирпичи. В углу – потрескивающая печка, из которой изредка вылетали искры и падали на цементный пол. Близ окна деревянный широкий стол, за которым сидел Монгол. Перед ним стояла тарелка с шашлыком, не снятым с шампура, и початая бутылка водки. В то время, как привели Охотникова, он ел шашлык и не сразу поднял голову, чтобы оглядеть вошедших, словно собирался с мыслями. Один из охранников стал на одной линии с Монголом. Второй вышел в коридор и привычным шагом чеканил цементный пол.

– Привели, Монгол, – заявил Бекас и, подойдя к столу размеренными шагами, положил на его край черную папку. – И бумаги все. Только ту крысу пока не взяли, он еще, сучара, трех пацанов завалил.

– Троих, говоришь, вальнул? – посмотрел на него исподлобья Монгол, сощурив и без того узкие глаза. Его лицо в такие моменты становилось особенно жестоким, и не каждый мог выдержать его взгляд. – Че это ты, Бекас, на расслабоне? Че, думаешь, как шмару снять вечером? Или я че-то недорубаю? Троих пацанов вальнули, а ты пришел и, как фраер, со мной базаришь? Че за дела? Где тот, я тебя спрашиваю?!

Монгол поднялся из-за стола, буравя Бекаса взглядом.

– Я не при делах… Журналиста я брал. Сизый Чуба должен был хватать. Он своего пацана пасти поставил. Сейчас тот в больничке лежит. У него башка раскроена.

– Ты че мне фуфел тут гонишь?! – Монгол со всей силы отвесил оплеуху Бекасу, так, что тот повалился на пол кулем и рукой схватился за голову. – Ты мудак, Бекас. Чтобы тот лошара коньки откинул в больничке.

Охотников почувствовал новые позывы организма и, честно говоря, плевал на все приличия. Сизый и Як стояли за его спиной и ощущали нечто схожее.

Бекас, опираясь рукой о пол, с трудом поднялся.

– Весь аппетит перебили, твари, – Монгол сел снова за стол, налил в стакан водки и принялся за еду. Охранник держал на прицеле Бекаса. Тот, что прогуливался по коридору, готов был нашпиговать свинцом Охотникова с Яком и Сизым, как шпигуют поросенка овощами, да и всех, кто выйдет из комнаты живым, в том числе и Монгола, если нервишки слишком расшалятся.

Монгол съел несколько кусков ароматного шашлыка и выпил четверть стакана водки. Рукава его гольфа были закасаны, он походил на аккуратного человека, который не любит пачкать одежду. На шампуре оставалось еще несколько кусков мяса.

– А ты че, Сизый? Не натрухал еще? А ну, иди сюда!

Сизый боязливо выступил вперед и сделал четыре шага к столу. Монгол, взяв шампур, ухватил зубами сочное мясо. Прожевав, сделал резкий выпад вперед, как опытный фехтовальщик. Шампур, словно шпага, прошил Сизого насквозь. Монгол рванул шампур обратно, а Сизый, схватившись руками за живот, со стоном повалился на пол и