разведчиков языка не знают, на вопросы ответить не смогут, а это провал. Может, командование и дало бы всех со знанием языка, но их физически не было. Пролетариату знать иностранный язык ни к чему, как считала партия. Пусть в зарубежных странах русский язык учат. С бегством из страны Троцкого как-то утихли разговоры о мировой революции. Хватило бы сил со своей справиться.

Группа вышла на задание ночью. До немецких позиций ее вел сапер. Видимо, не в первый раз. По одному ему известным ориентирам то влево от направления уходил, то возвращался. Похоже – в минном поле были сделаны проходы. Потом сапер прошептал:

– В полусотне метров немецкая траншея. Мин впереди нет. Слева пулеметное гнездо. Удачи!

И пополз назад. Вперед выдвинулся Ильнур Фаткулин, казанский татарин. Он воевал с первых дней, был удачлив, не раз переходил линию фронта и всегда без потерь. Дополз до траншеи, понаблюдал, нет ли близко часового, махнул рукой. Один за одним подползли, перепрыгнули траншею – и снова ползком. Фаткулин руками перед собой шарил. Немцы выбрасывали опорожненные бутылки, банки, прочий мусор и перед траншеей, и после нее. Ползти пришлось метров двести до второй линии траншей. А преодолев ее, уже встали, пошли цепочкой. Впереди Михаил. Случись встретиться с патрулем, отвлечет внимание, заговорит на немецком, документы предъявит. А дальше действовать придется по обстоятельствам. Старались идти тихо, что в немецких сапогах с железными подковками непросто. Прошли километра три, тут вдруг с боковой дороги грузовик выезжает. Михаил рукой махнул.

– Хальт!

Остановилась машина. Через узкие щели фар свет тусклый, синий, потому как светофильтры стоят. Михаил подошел.

– Куда едешь?

– Толочин, господин офицер.

– Я не офицер, пока фельдфебель. Довезешь? Нам по пути.

– Садитесь.

Как старший по званию, Михаил уселся в кабине, остальные забрались в кузов. Михаил угостил шофера сигаретой. Сам не курил, но сигарета – лучший способ завязать отношения. В немецкой армии солдату на сутки выдавалось двенадцать сигарет.

Михаил посчитал, что их группе повезло: часть пути удастся проехать. И не только потому, что ноги не бить, еще и быстрее получится, и нежелательных встреч меньше. А пока ехал, удивлялся. К фронту почти непрерывным потоком шли грузовики с пехотой, тягачи с пушками, бронетранспортеры.

Шофер рукой показал на встречную технику:

– Силища! Большевикам не устоять! Как говорил фюрер, осенью уже будем в их столице.

– Русские и с падением столицы не сдадутся. В истории уже были случаи. В 1812 году Москва покорилась Наполеону, но русские зажгли город. Подвоза продовольствия не было, французы вынуждены были уйти. Мало кто вернулся во Францию.

– Да ну? Не знал!

Удивительно. Историю изучают в седьмом классе. То ли водитель учился плохо, то ли историю преподавали только немецкую.

Михаил хоть и разговаривал, но машины и пехоту считал. Получалось много. Почти за час мимо них дивизия прошла. И людей, и техники в немецкой дивизии больше, чем в советской и такое перемещение к передовой значило только одно: наступление. Поскольку спрятать такую массу техники и личного состава близ передовой невозможно. Михаил полагал, что передвижения видят его товарищи в кузове и делают выводы.

Он не ожидал, что уже на следующий день дивизии немецкой 3-й танковой группы начнут наступление и вклинятся в советскую оборону на глубину в тридцать километров. В этот же день войска немецкой второй танковой группы выйдут к Орлу, что станет для советского командования неприятной неожиданностью.

На следующий день четвертая танковая дивизия двадцать четвертого моторизованного корпуса ворвется в Орел и займет его. Четвертая танковая группа заняла Киров и Спас-Деменск, а вторая достигла Мценска. И только пятого октября третья группа замерла на занятых позициях. Не советские части остановили ее и не дожди, а отсутствие горючего для техники. Бензиновые двигатели техники, особенно танков, потребляли топлива много. Подвезти оперативно немцам не удавалось. В захваченных европейских странах решалось проще, там железнодорожная колея имеет одинаковый размер, и топливо подвозилось эшелонами. А в России пришлось топливозаправщиками, коих оказалось недостаточно. Как временный выход – бочками на грузовиках. Опять проблема: не хватало насосов для перекачки. Так что особенности русского театра военных действий сказывались.

Все же за сутки подвезли бензин и боеприпасы, пусть только передовым частям. И уже шестого октября наступление продолжилось. Немецкая седьмая танковая дивизия прорвалась к автостраде севернее Вязьмы. Наши 22-я и 29-я армии с боями отходили на Ржев и Старицу.

А разведгруппа была уже далеко в немецком тылу. Строевых подразделений вермахта здесь почти не видно, действуют зондеркоманды и полиция, набранная из местных предателей. Полиция разведгруппе не страшна, она не имела права проверять немецких военнослужащих, власть имела только над населением.

Бесчинства оккупантов разведгруппа видела. Почти в каждом селе или деревне стояли виселицы, и в петлях болтались трупы. Хотелось выть от этого, руки сами сжимались в кулаки… но разведчик обязан скрывать чувства.

Когда разведчики встречали полицаев, хотелось пустить в ход оружие, покарать изменников. Но и тут приходилось сдерживаться. В первую очередь необходимо выполнять приказ. Трудно, пешком не менее трех сотен километров прошли, причем по занятой врагом территории. Все же добрались. До окраины города – рукой подать, отчетливо видны дома и люди. И вдруг Механик заявляет.

– Все, товарищи! Я почти на месте, у цели. Вы можете передохнуть в лесу – и в обратный путь. Всем спасибо!

И отправился к дороге в город. Переглянулись разведчики. Фаткулин, оставшийся в группе старшим, скомандовал:

– Идем назад, километров через пять река будет. Там привал сделаем.

Пять километров по лесу – это побольше часу хода. Шли осторожно, впереди дозорный. Его дело смотреть, нет ли мин либо других преград. Мины-растяжки могли поставить партизаны, а прыгающие мины, прозванные «лягушками», – немцы. Добрались без досадных происшествий. Лес закончился, сразу за ним речушка Жижмо. Расположились за деревьями. Кто хотел – набрали воды из реки во фляжки, сели перекусить. Из еды – немецкие галеты и консервы. В ранцах провизия только немецкая. Для советского человека непривычная – кофе, мармелад. Мармелад съели, все же сладкий, считалось, сил дает. Все объедки закопали, чтобы следов не осталось. После еды задрали ноги на деревья, так ноги быстрее в форму придут, отдохнут.

Расслабились и не услышали, как к ним подобрались. Щелчок затвора, и окрик по-русски:

– Всем встать, поднять руки! Оружие на земле оставить!

Михаил голову повернул – трое человек. Двое из окруженцев, в потрепанной военной форме с пехотными петлицами. Один явно из местных, судя по одежде. У окруженцев трехлинейки, а у штатского трофейный автомат. У всей троицы бороды отросли, сами исхудавшие. Хорошо,