Маковей увидел это в глазах штабс-капитана, его голосе, в языке его тела, и речь не о физической силе. Такие люди редко встречались на пути у Маку Сечераторула, и он всегда старался сделать так, чтобы их пути больше не пересекались.

“Как заснёт…” — подумал Сырбу. — “Тихо, ножом, чтобы ни Виорика, ни Амалия не прознали. Когда его найдут, мы будем далеко. Ночью и уедем!”

От этой мысли Маковей повеселел. Он налил себе ещё и на этот раз отдал должное прекрасному и сложному аромату русского коньяка. Сабуров с аппетитом поглощал чорбу, иногда весело встряхивая головой.

— Прелюбопытнейший вы персонаж, господин Сырбу, ей-богу! Есть у меня интересец покопаться в вашей жизненной философии, да сейчас не к месту. Вам в России в наше время очень вольготно жилось бы, зря сбежали из Кишинёва. Среди моих соотечественников полным-полно ваших единомышленников. И погромщикам, вроде вас, в третьем году только пальчиком погрозили. А мне, знаете ли, тревожно. Читаю я газеты, криминальную хронику особенно, смотрю где какие налёты, — Сырбу вздрогнул, но Сабуров этого, казалось, не заметил, — покушения, эксы… Знаете, что такое “экс”? Нет? Если банда грабит банк или, скажем, ресторан, полный толстосумов, — это разбой. А вот если эта банда при ограблении хором поёт “Интернасьональ” — это у же экс, дело благородное, во благо освобождения трудового народа. Так вот, смотрю на фамилии всех этих бомбистов, террористов, экспроприаторов и думаю: а не зальёмся ли мы в самое скорое время кровью по уши? Не родит ли действие ваших единомышленников такое противодействие, которого мы уже не переживём?

— Я, господин штабс-капитан, человек простой, политикой не интересуюсь, живу мирно, — ответил Маковей. — А что в прошлом моём было — вас не касается, да и власти ваши не заинтересует. Что до философии моей… Это у вас, господ, есть время философствовать, а мне семью кормить надо. Не до пустопорожних размышлений.

Коньяк мягко обволакивал его язык. Маковей с тщательностью выговаривал слова, но давалось ему это нелегко. Пережитое ночью нервное возбуждение дало о себе знать. Приятная усталость легла на плечи, он зевнул, выворачивая челюсти и поспешно перекрестил рот, чтобы бес не забрался.

— Ну что ж, не буду мучить вас расспросами, — легко отступился Сабуров.

Он налил хозяевам коньяка, приветливо улыбнулся Амалии, от чего та вспыхнула ланитами и смущённо спрятала глаза. Виорика пила молоко, с любопытством поглядывая на Сабурова. Он поймал её взгляд и озадаченно приподнял бровь — интерес девушки к его персоне не был праздным, но значил ли он то, о чём подумал Константин? Он устыдился собственных мыслей. Видно слишком много в его жизни было лёгких побед в делах амурных, и теперь в каждом женском взоре ему чудится томление. Сабуров встал и поднял кружку:

— Госпожа Виорика! Ваш жених был очень храбрым человеком. Он вёл непримиримую борьбу со своим страхом и победил его, и вы — живое доказательство тому. Смерть во спасение прекрасной девушки — достойная кончина для воина. Вечная память герою! До дна, господа!

В других устах эти слова прозвучали бы пафосно, но Сабуров произнёс их с искренним чувством. Он не забыл, как, прощаясь на платформе, сказал Замфиру о том, что никто не знает, трус он или нет, пока не представится случай проверить свою храбрость. У Василе такой случай наступил. Жаль только, что ему не удалось пожить с ощущением триумфа. Уж Сабуров-то знал, как меняет жизнь осознание победы над собственной слабостью.

Маковей, запрокинув голову, вылил в рот коньяк, пожевал мокрыми губами, потом поднял вверх палец вверх. Он хотел что-то добавить про покойного, а что именно, и было это хорошим или плохим не вспомнил. Голова отяжелела, её оказалось невозможно держать прямо. Он подумал: “Я дома”, сдвинул в сторону тарелку и уткнулся лбом в сложенные на столе руки. Сабуров удивлённо посмотрел на мощные кулаки Маковея и на недопитую бутылку коньяка. Амалия извиняющимся голосом сказала:

— Вы уж простите его, господин офицер. Всю ночь работал, умаялся. Отведу его спать положу, а вы отдыхайте.

Она встала и пошатнулась, схватилась за стол, унимая дыхание.

— Позвольте я вам помогу! — подскочил Сабуров. Он не с первого раза смог приподнять тяжёлое, обмякшее тело Маковея. Амалия подхватила с другой стороны. Маковей замычал, попытался поднять косматую голову и уронил её на грудь. Кое-как перебирая ногами, влекомый Сабуровым и Амалией, он добрался до спальни и рухнул на кровать. Жалобно заскрипело рассохшееся дерево. Он пробурчал что-то, зло и невнятно. Константин склонился ниже, поморщился от звериного, мускусного духа, густо исходившего от Сырбу.

— Не смей! — с трудом выговорил тот и в тот же миг всхрапнул.

Амалия, покачиваясь, стояла по другую сторону кровати. Мягкая подушка тянула её к себе с неимоверной силой.

— Вы меня простите… Я тоже что-то очень устала… Я постелила вам в комнате Василе… Бельё свежее. — Слова давались с большим трудом. Амалия, не в силах больше стоять на ногах, легла на кровать, пробормотала: “Простите” и уснула.

Удивлённый Сабуров вернулся в кухню. Виорика с серьёзным лицом протянула ему пустую кружку.

— Господин Сабуров, налейте мне пожалуйста, водки, помянуть Василикэ, — попросила она по-русски со своим волнующе-нежным произношением.

Глава 25

Константин, не думая, взял бутылку в руки, но спохватился.

— А не рано ли вам, милая барышня, горькую пить? — осведомился он.

— Не рано, господин Сабуров. У меня жених погиб за день до свадьбы. Уж как бы не поздно всё было… — И, глядя на его сомнение, добавила жалобно: — Прошу вас…

Он налил. Виорика поднесла кружку к носу и поморщилась.

— Скажите, а как вас называл Василе? — спросила она.

— Костэл.

— Можно я буду вас так же называть?

Виорика была хороша. Лишь полный профан в любовных делах мог не заметить горящий в ней жар. Сабуров видел, но это не помогало, а, скорей, сбивало с толку. С той же ясностью он замечал глубокое, истинное горе по погибшему жениху. Мысли путались. Впервые в жизни, наедине с прекрасной девушкой Константин не знал, как себя вести, и каждый возможный шаг казался ему заведомо бесчестным.

— Мы с Василе пили на брудершафт, — сказал он невпопад.

Виорика подошла к нему вплотную. Он сделал полшага назад, но там были полки с расписными блюдами, и дальнейшее бегство стало бы комичным.

— Я знаю, как это.

Сохраняя полнейшую серьёзность, Виорика вложила кружку с водкой в руку Сабурова и просунула свою ручку под локоть.

— Давайте!

Боль и мольба были в её глазах, пока губы с лживым задором произносили слова. Не отрывая