— Ох! — выговорил родитель и смущенно добавил: — А-а, это вы. Я, в общем, простите, ваша, э-э, пророческость… ну, я мешать не хочу, в общем.

Он стянул с головы кепку и принялся ее мять.

— В общем, если вам Мейзи приглянулась, она девица что надо. И если вы, ну, того… то это для нас честь… ну, если вы с ней…

Билл шире развел руками и дальше отступил от Мейзи. Но выражение ужаса на его лице не изменилось.

— Ну, ей же всего четырнадцать, — пробормотал он, и, окинув девицу взглядом, добавил: — Или вроде того…

— Точно четырнадцать! — подтвердил папа, отнюдь не смущенный, а скорее в благоговейном восхищении.

Он глянул на дочь.

— Видишь, вот прямо года твои и вызнал!

Он постучал пальцем у правого глаза.

— Прозрение у него, вон. Прям как евойный голос — и вещает.

Обуянная отчаянием Летти так закатила глаза, что едва не увидела собственную голову изнутри. Боги, прозрение! Да четырнадцать лет у девицы на лбу написаны. И на прочих частях тела тоже. Впрочем, на лице фермера тоже кое-что написалось. Родитель придвинулся к Биллу.

— Э-э, простите. — Он замялся, страшнее прежнего терзая кепку, и его обширные щеки вдруг запунцовели. — А мне, это, можно притронуться к вам?

Билл попятился, издавая неопределенные звуки.

Больше Летти терпеть не смогла.

— Ладно, хватит на сегодня интимностей, — сообщила она, ступая между Биллом и поклонниками. — Его пророческости нужно отдохнуть от ваших, э-э, чудачеств. Он провозвещает вам отвалить, пока я не отвесила вам пинка.

— Да, это суть пророчески, — прошептал Балур, кивая.

Летти его проигнорировала.

Родитель и дочь с подругой попятились, причем папаша попробовал поклониться, споткнулся о собственную ногу и чуть не грохнулся наземь. Летти повернулась к ним спиной и попыталась донести до Билла всю сложность и неприятность ситуации:

— Со временем станет еще хуже. И будет до тех пор, пока они не осознают, сколько дерьма Фиркин напихал им в уши. А когда осознают, настанет полный финал. Так что позволь мне повторить еще раз: надо собрать золото, привести фургон, погрузиться и убираться отсюда куда подальше.

— Ты просто собралась бросить этих людей? — осведомилась Чуда.

У Летти сжались кулаки. Похоже, кое у кого начисто отсутствует инстинкт самосохранения. У Балура, конечно, хватает недостатков — но не таких. Ящер уже направился вглубь пещеры.

— Я не только собралась их бросить, — сказала Летти. — Я собралась очень активно удрать от них и убедить их не следовать за мной. Если надо, острием меча.

— Но когда Консорциум драконов выяснит, что здесь произошло, узнает, что все эти люди участвовали… боги, и ты обвинила меня в убийствах!

— Да, — подтвердила Летти. — Ведь ты убийца.

Летти не раз говорили, что такт — не самая сильная ее сторона. Но Летти не испытывала в такте никакой потребности. Мир вокруг не слишком-то тактичен. Его нужно принимать как есть — или делать вид, что он другой, в один прекрасный миг принять от него железо в кишки и наконец показать всем и вся свое настоящее нутро.

— Заметь, сюда этих людей привела не я. Я даже этого и не предлагала. Не я убила Мантракса. Свою часть плана я не испортила ни в малейшей части.

Летти слегка — но вполне жестоко и цинично — усмехнулась в ответ.

— Но их убьют.

— Скорее всего, — подтвердила Летти.

Билл коснулся ладонью ее руки.

— Погоди. Это что, в самом деле?

Такой симпатичный. И наивный.

— Как думаешь, что сделает Консорциум, когда узнает о смерти своего члена? — спросила Летти. — По-твоему, пожмет плечами, спишет все на невезение и примется за очередную конфетку? Или примчится сюда, полыхая огнем направо и налево, чтобы показать, что бывает с осмелившимися задираться?

Балур хохотнул. Все посмотрели на него.

— Пардон. Мне случилось подумать, что драконы суть не вполне уважающие конфеты. Я понимаю, оно есть не вполне уместно сейчас.

— Нельзя этого позволить! — бухнул Билл. — Надо что-то сделать!

Летти решила потратить немного времени и хорошенько все объяснить, чтобы потом спокойно приступить к убегательной части плана.

— И что же ты собираешься делать? — осведомилась она. — Прошлой ночью нам неимоверно повезло. План сработал, потому что мы застигли Мантракса врасплох. И все же пострадало так много людей из твоей деревни.

Она указала на раненых и перебинтованных.

— И погибли многие. А что будет, когда над нашими головами зависнет дракон, а может, два, три, четыре дракона, пылающих огнем и местью?

— Четыре дракона?! — выдохнула Чуда. — Над нашими головами? Ты и в самом деле считаешь, что такое возможно?

— Придержи ширинку! — рявкнула Летти.

Да что это за беда с компаньонами? Нашли с чего возбуждаться, право слово!

— Нам есть невозможным спасать этих людей, — вмешался Балур, басовитым рокотом придавая словам вес окончательного вердикта. — Летти суть правая. Нам имеется только спасение себя.

— Это неправильно, — возразила Чуда.

— Ну и оставайся здесь без золота, — посоветовала Летти, пожимая плечами, — и жди, пока стая разъяренных драконов поджарит тебя заживо. Конечно, чем ты станешь здесь заниматься — дело твое. Я попросту описываю самое вероятное развитие событий.

Похоже, Чуда с Биллом пришли в замешательство. Летти пожала плечами. Она выложила этой парочке все. И ничего им больше не должна.

— Пошли, — сказала она Балуру, и оба направились в недра пещеры.

Первым присоединился Билл. Чуда отстала ненамного. Все четверо встали, глядя на золото.

— Говорят, оно не может купить счастье, — заявил Билл, скривившись.

— Так говорят бедняки, — усмехнулась Летти. — Так что давай подгоним фургон и перестанем быть ими.

— Ты должен поговорить с ними, — сказала Летти.

Билл промолчал, потупившись и избегая ее взгляда. Под ними подпрыгивала и качалась тавматургическая повозка Чуды, одолевающая изрытую колеистую тропу. Позади слитно позвякивали мешки с золотом, обеспечивая приятный аккомпанемент разговору. Вокруг расстилался корявый, изобилующий кустами лес. Над головой оценивающе поглядывали вниз клочковатые серые облака.

Прошла неделя с тех пор, как сообщники покинули пещеру Мантракса. За это время Летти не раз увещала Билла. И всякий раз была целиком и полностью права.

Сзади донесся звук шагов, избавивший Билла от необходимости в очередной раз признавать чужую правоту. Он обернулся и увидел бегущего мальчугана лет тринадцати, силящегося догнать повозку. На верхней губе мальчишки уже темнел пушок, щеки горели румянцем, глаза восторженно сияли.