— А что ты собираешься делать с ним? — спросил Билл.

— С чем?

Он указал пальцем на золото. Летти закинула выбившийся локон за ухо, нерешительно качнула головой. В эту минуту она показалась на удивление беспомощной и беззащитной.

— Не знаю, — смущенно выговорила она.

Ответ застиг Билла врасплох. Во всем остальном Летти казалась такой уверенной и деловитой.

— Ты даже не мечтала о том, что сделаешь?

Она пожала плечами и ответила вопросом:

— А ты мечтал?

Настал черед Билла смущенно замолчать.

— Я не знаю… — выговорил он, но спохватился — ведь это не совсем так, а Летти, похоже, говорит от чистого сердца. — То есть, в общем-то, когда мечтал о богатстве, я всегда думал, как обойдусь с родительской фермой. Как вложу деньги в поля и животных, чтоб она стала настоящей фермой, доходной, а не способом перебиться с пятого на десятое. Тем, чем всегда хотели ее сделать мои родители.

— А что сейчас? — спросила Летти, глядя на петляющую тропу, на колеи и рытвины и крутой поворот впереди, уводящий к неизвестности.

— Я не знаю. Не было времени мечтать, с тех пор как я потерял ферму. Я сосредоточился на том, как отнять ее у Мантракса, а не на том, как буду хозяйничать.

— Раз не знаешь — отдай мне, — сказала она, по-прежнему не глядя на него, однако улыбаясь самыми уголками губ.

— Но ты и сама не знаешь, что делать с деньгами.

Она крутанула головой, взмахнув собранными в хвост волосами.

— Я расплавлю твою долю, сделаю статуи и поставлю в каждом городе на площади.

— Стильно.

— О, статуи будут чудовищной вульгарности: большие, крикливо раскрашенные, усаженные здоровенными самоцветами. Но вот лица я прикажу сделать в точности как мое. Чтобы я узнавалась. Никто не будет знать, кого статуи изображают, но решат, что, наверное, кого-то очень важного. И когда я появлюсь в городе, из-за статуи все меня узнают.

— А ты тоже будешь в здоровенных крикливых каменьях? — осведомился Билл, откинувшись на борт фургона, с удовольствием слушая неожиданно шутливую спутницу.

— Несомненно.

Он едва не расхохотался, но сдержался, соблюдая правила игры.

— Мне же нужно, чтобы меня узнавали, — пояснила Летти.

— Ну узнают, и что тогда?

— Тогда они скажут друг дружке: «Это же та, в честь которой статуи! Наверное, она великий человек». И все станут выполнять мои приказы, ведь никто не захочет узнавать на своей шкуре, что случится, если не выполнить приказ. И принесут мне все, чего захочу. И мне больше не придется тратить ни единого пенни.

Он захохотал раньше, чем она, — но всего-то на долю секунды.

А теперь она стояла с каменным лицом, глядя на толпу, которая большей частью игнорировала Летти. Все глядели только на Билла.

— Все могут слышать меня? — спросил он снова.

Само собой, никто из тех, кто слышать не мог, вопроса не слышал и потому голоса не подал. Билл лишь тянул время, не зная, с чего начать.

— Э-э, — наконец начал он.

Эх, надо было написать речь заранее. Но Билл слишком долго откладывал, надеясь, что пронесет и выйдет само собой. Оно и выходит, но как-то боком.

— В общем, вот что привлекло мое внимание, — продолжил Билл.

Так его отец всегда начинал суровые отповеди.

В общем, вот что привлекло мое внимание: ты пнул цыпленка и он пролетел аж полдвора.

В общем, вот что привлекло мое внимание: у тебя, похоже, руки растут из задницы.

В общем, вот что привлекло мое внимание: твоя мама поймала тебя исследующим свои расцветающие достоинства.

Да, немного суровости, серьезно и начистоту…

— В общем, вот что привлекло мое внимание, — повторил он, набираясь решительности и стараясь, чтобы голос звучал тверже. — Кое-кто из вас считает, будто я пророк. Будто я убил Мантракса. Будто я…

Его слова заглушил шторм восторженного уханья и завывания. Люди запрыгали, завопили. Билл увидел обливающегося — в буквальном смысле слова — слезами мужчину. К Биллу потянулось множество рук. Люди сгрудились у фургона. Билл отступил на шаг и споткнулся о мешок с золотом. Из толпы вылетел белый лоскут и приземлился на лицо. Билл снял его, посмотрел: трусы. Женские.

— Что вы делаете? — спросил он.

Ему никто не ответил.

— Стоп! — возопил он во всю мочь. — Вы должны слушать меня!

Они не слушали. Прошло минут пять, прежде чем они успокоились настолько, чтобы расслышать его крик. Билл глянул на Летти — та отступила за мощную тушу Балура. Да, Летти была права. Слишком долго Билл откладывал.

— Я сказал, — сообщил Билл хриплым от крика голосом, — что вы думаете, будто я убил Мантракса.

Новая волна ликующих криков. Билл поднял руки в отчаянной попытке добиться тишины.

— Мы не думаем, — раздался голос из толпы, — мы знаем!

— Потому мы здесь! — прокричал другой.

— Пророк! Пророк! Пророк! — заголосили там и сям в толпе.

Билл понурился.

— Я не пророк! — крикнул он во всю глотку.

Его голос был полон отчаяния и отвращения.

Он поглядел на свои ноги. Дорожная грязь и пыль испещрили башмаки. Доски под ними вытерлись и потрескались.

Толпа затихла. Он посмотрел на нее.

Ее взгляд изменился. Он больше не походил на взгляд юной девушки, устремленный в лицо любимого. Скорее, эта девушка застигла любимого со спущенными штанами, а свою сестру — на коленях перед ним.

Билл судорожно сглотнул. В толпе родилось недовольное бормотание, поплыло к осеннему небу. Оно замирало и опадало, но в среднем росло и делалось злее.

Билл прокашлялся — но не нашел что еще сказать. Он осмотрелся в поисках путей к бегству. Увы. Люди со всех сторон.

— Нет, он не пророк, — послышался голос из толпы.

Та отозвалась эхом. Бормотание сделалось физически плотным. По окружающим фургон телам пробежала дрожь.

— Ты что говоришь? — спросил другой голос, и в нем отчетливо ощущалось близкое насилие.

— Он не пророк, — упрямо повторил первый диссидент.

— Ну, я… — начал Билл.

— Он бог! — прокричал диссидент.

У Билла отвисла челюсть. Он попытался выговорить «нет», но не успел — толпа взорвалась диким ревом. Билл все же закричал: «Нет!» Но толпа уже не слушала. Он посмотрел на Летти. Та трясла головой. Балур потирал лоб. Чуда глядела остекленевшими глазами.

Билл подумал, что на этот раз его почитатели разобьют фургон, — он уже зловеще поскрипывал под натиском истеричного восторга. Равно как и здравый смысл горе-пророка. Билл в отчаянии посмотрел на толпу.