он странным образом мягок, иногда слишком мягок, к тем, кто смирился, кто склонился перед ними, просит у них прощения и славит их мнимое всемогущество. Для меня это поведение людей с безмерным эго, гипертрофированным нарциссизмом, и отсутствием правильной самооценки.

Эту политику РПФ поощрения или, иначе говоря, принуждения людей признать свою вину и публично просить прощения, я знал задолго до этого. К тому же, она прописана в уголовном кодексе. Статьи 77 и 78 руандийского уголовного кодекса предусматривают, что преступники, признающие свою вину с начала и до конца процесса, имеют возможность уменьшить свое наказание.

Например, 5 лет тюрьмы могут быть сокращены до 1 месяца, 10 лет тюрьмы могут быть сокращены до 6 месяцев, 25 лет могут стать 5 годами и пожизненный срок может стать 10-ю годами тюрьмы. Эту статью применил суд и пожизненное, запрошенное против меня прокуратурой, стало 10 годами тюрьмы, несмотря на полное отсутствие доказательств. В другом случае, те, кто был, как я, обвинен в преступлениях против государства, и кто предпочел не признавать вину, и неважно, имела прокуратура против них доказательства или нет, получили более тяжелое наказание. Мои два подельника получили 30 и 25 лет тюрьмы соответственно.

В другом похожем процессе генерал в отставке Франк Русагара и полковник Том Бьябагамба (бывший глава президентской гвардии) получили 20 и 21 год тюрьмы за критические высказывания против режима Президента Кагаме. Парадоксально, но я был осужден за преступления более тяжкие, нежели эти военные. Если бы эти высокопоставленные и близкие Президенту военные были бы осуждены за преступления, в которых обвинили меня, то это было бы более логично. Но они были осуждены за критические комментарии по поводу режима.

Несколько месяцев спустя после моего ареста, один руандийский беженец в Уганде, который был долгое время телохранителем Кагаме, был похищен, вывезен нелегально в Руанду и долгое время содержался в неизвестном месте. После многочисленных призывов о помощи международных неправительственных организаций руандийское правительство решило отдать его правосудию. Он был обвинен в преступлениях против государства, в таких же, как и я. Во время процесса лейтенант Жоэль Мутабази не признал вины. За исключением заявления о жестоких пытках во время незаконного задержания, он хранил молчание во время всего процесса. Он был приговорен к пожизненному тюремному заключению.

После прочтения этой книги, я надеюсь, что вы поймете, почему я согласился следовать этим путем вдоль тюремных стен, залечь на дно, чтобы выжить, чтобы иметь возможность рассказать об этом сегодня и еще немного послужить своей стране. Я чувствую, что я сделал достаточно много для своей страны и для человечества, и поэтому мне нужно еще пожить.

Признав вину, я знал, что облегчаю задачу прокурорам, натравленным на меня, и я позволил суду осудить меня. Честно говоря, я никогда на самом деле не боялся быть осужденным людьми. Наоборот, в глубине моего сердца была затаенная вера в то, что люди, несправедливо осуждающие нас, призывают на нас Благословление Господне. Если мир меня отверг, то значит, я не от мира сего. Если ненависть людей преследует меня, то это потому, что Божественная Любовь, которую я ношу в себе, беспокоит их.

Иногда стыд перед людьми означает дерзость и гордыню перед Господом. Мое осуждение миром дарует мне свободу вечную.

31. Виктория Ингабире Умухоза

Песня «Igisobanuro cy’Urupfu», которую я написал в 2014 году и которая потом была запрещена режимом, стоила мне крестного пути, о котором я вам рассказываю. Она была интерпретирована многими руандийскими политическими аналитиками, как послание, близкое по смыслу Виктории Ингабире Умухозе, руандийской женщине-политику, Президенту Объединенных Демократических Сил – FDU (оппозиционной политической партии, еще не признанной властями Кигали), которая вступила в состязание с Полом Кагаме на Президентских выборах в 2010, после чего была арестована, осуждена, приговорена и заключена в тюрьму за преступления против государства.

Очевидно, так как она была отчаянным, даже фанатичным, борцом с властью тутси Кагаме и его военной политикой, которую я считал «спасительной», меня никогда не интересовали ни эта женщина, ни партия, ни ее политическая программа. Но в марте 2014 года, когда начали сравнивать мою песню с ее речами, это пробудило во мне некоторое любопытство. Мне нужно было узнать больше. Тогда я прочел множество статей в местной и международной прессе по поводу ее процесса. Официально она была обвинена и осуждена за контакты с повстанческим движением руандийских хуту в Конго (FDLR – Демократические силы освобождения Руанды), за планы вооруженного свержения власти в Руанде и за преуменьшение геноцида. Она была приговорена к 15 годам тюремного заключения.

Многие считали, что у этой женщины не было никаких коварных планов с FDLR. Однако речь, которую она произнесла на мемориале геноцида в Кигали сразу после своего прибытия в Руанду, определенно могла не понравиться режиму РПФ и, странным образом, эта речь так совпала с содержанием моей песни.

В речи, которую она произнесла 16 января 2010 года у входа в Мемориал, расположенном в районе Гисози, она заявила, что «это был, конечно, геноцид тутси в Руанде, но также имели место быть преступления против хуту, и ответственные за эти преступления должны предстать перед правосудием… примирение невозможно, если все стороны одинаково не получат справедливого суда…»

В третьем куплете моей песни:

«Геноцид осиротил меня, но это не заставит меня забыть жертв насилия, которое не было названо геноцидом. Эти братья и сестры тоже люди, как и я. Я молюсь за них, сочувствую им, все мои мысли о них».

Во втором куплете моей песни Примирения:

«Смерть никогда не может быть благом. Жертвы геноцида, войны и мести, все те, кто умер по причине несчастных случаев и болезней, сейчас на небесах и молятся за нас».

После того, как я послушал речь мадам Ингабире на Ю-тубе и сравнил со своей христианской песней, я понял, что кто-то думает так же, как я, и это тот, кто беспокоится о примирении руандийцев. Я открыл, что Истина больше и сильнее тех, кто ее говорит.

Если когда-то кого-то убили, подчинили, посадили в тюрьму или каким-нибудь образом заставили молчать из-за того, что он говорил правду, знайте, что истина сильнее скажется через других людей, которые не встречались и не знали жертву. Другими словами, в моей песне и в речи мадам Ингабире было одно преступление – мы осмелились публично сказать, что в Руанде для настоящего примирения нужно рассказать обо всех жертвах, всех их упомянуть, они все заслуживают беспристрастной справедливости.

На самом деле вплоть до