— Алексей Воинович? — поднялся из-за стола хозяинкабинета, генерал-адъютант средних лет; высокий и представительный. Проходите,прошу вас, присаживайтесь. Позвольте представиться: генерал-адъютантКолмановский Сергей Петрович… можно без чинов, по имени-отчеству. Подозреваю,нам еще много придется с вам встречаться в обстановке не только казенной…

Бестужев уселся, положив парадную фуражку на колено. По егопервым впечатлениям, хозяин кабинета был человеком в другом роде, нежелиСтрахов — тут и значительность чувствовалась, и ум, и сила воли…

— Прежде всего, я думаю, вам следуёт принятьпоздравления? — с тонкой улыбкой произнес Колмановский. Ордена,внеочередное производство, аудиенция у государя. Вы, дельный офицер, я вижу.

Бестужев молча склонил голову.

— Орел! — сияя глуповатой улыбкой, воскликнулСтрахов. — Грудь в крестах, и голова в кустах! Полмира исколесил, живойвернулся, с результатами! Не оскудела еще Святая Русь верными людьми!

Колмановский поморщился, едва-едва но, самую чуточкуприподнял бровь с хорошо скрытой насмешкой. Простодушный Страхов этогомимолетного, хорошо замаскированного выражения чувств не заметил вовсе, а вотБестужев усмотрел, а как же…

— Возможно, мне следовало бы проявить должное казенноегостеприимство — спросить чаю, а то и рюмочку коньяка, поболтать опустяках… — сказал Колмановский, улыбаясь. — Но так ли уж этонеобходимо? Дела, Алексей Воинович, одолели, поэтому позвольте к ним и перейти…Не возражаете?

— Никоим образом, ваше… Сергей Петрович.

— Прекрасно, — кивнул Колмановский. — Предметбеседы нашей один-единственный: ваше, если можно так выразиться, устройство.Как вы догадываетесь, быть может, после всех свершений и наград вы просто неможете оставаться в прежнем вашем положении. Толковых людей следует при первойвозможности продвигать в соответствии с заслугами… Давайте посмотрим, что вамможно предложить. В настоящий момент свободны сразу две вакансии начальниковгубернских жандармских управлений… но это все же провинция. Есть интересныевакансии в Департаменте полиции, особом отделе. Можно, в конце концов,перевести вас в дворцовую охрану, дворцовую полицию Не то, не то… Я намеренпредложить вам еще более увлекательную перспективу… В настоящий моментсоздается Специальный комитет по оборудованию военных судов новейшимиэлектротехническими аппаратами — в первую очередь дальноглядом, чьи чертежи вамтак блистательно удалось раздобыть и доставить в Россию. Руководить им будетлично высочайший шеф военно-морского флота, его императорское высочествовеликий князь Алексей Александрович. Учреждение это, как вы видите и понимаете,весьма солидное и важное. Там. найдется место самым разнообразны специалистам…как нетрудно понять по самому характеру будущего комитета, ему непременнопонадобится толковый офицер, руководящий контрразведывательным обеспечением:военная тайна, новейшее изобретение, коего ни у одного из наших… конкурентов неимеётся… Есть мнение… — он мимолетно поднял глаза к потолку, — именновас на эту должность назначить. Вы, с вашим опытом, великолепным послужнымсписком, выдающимися качествами, как нельзя более для нее подходите. Все мылюди, все рассуждаем не только о служебном долге, но и о вещах: вполнежитейских… Служебную значимость проекта вы способны оценить и без моихразъяснений, думается. Поговорим о вещах житейских. Для любого офицера службапод непосредственным началом его императорского высочества, в столь значимомкомитете представляет собою великолепное подспорье для самой блестящей карьеры.О чем следует говорить без ложного жеманства: любая служба, неважно,гражданская или военная, предполагает карьерный рост — как и многие, почти все,виды человеческой деятельности. И всякий это учитывает. Стремление делать карьеру,если оно находится в здоровых рамках, вполне естественно… Что скажете?

Он смотрел словно бы простодушно и открыто — но взгляд сталцепок, пронзителен. «Ах, вот в чем дело, — подумал Бестужев. — Выменя покупаете, господа. Резонно предполагая, что я могу уже догадываться об истинной подоплеке создания комитета, спешите на всякийслучай взять в долю, как выражаются мазурики…»

— Сергей Петрович, — сказал Бестужев решительно,но без всякого вызова. — Премьер министр Столыпин перед самой моейкомандировкой подписал распоряжение о назначении меня начальником Шантарскогоохранного отделения.

— Ну, это пустяки, которыми вам и озабочиваться нестоит, усмехнулся Колмановский. — Я телефонирую Петру Аркадьевичу и деловаше моментально будет устроено. Вам и думать об этом не след, положитесь наменя.

— Простите… — сказал Бестужев упрямо но опять безвызова. — Вы, сдается мне, не вполне поняли. Я прошу дозволения отбыть кместу службы согласно имеющемуся распоряжению.

Страхов вскочил так бурно, что едва не свалил кресло:

— Голубчик, золотце, вы что, с ума спрыгнули?. Какойможет быть Шантарск, когда вам такое…. такое… Пьяны вы, что ли?

— Виктор Сергеевич, — небрежно бросилКолмановский. — Позвольте, уж мне… Алексей Воинович, вы это серьезно?

— Абсолютно, — сказал Бестужев.

Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза — безвсякого противоборства. У Колмановского был умный, усталый взгляд циника, вовсене находившего удовольствия в цинизме, просто-напросто по долгу службыобязанного все понимать. Бестужеву показалось, что его читают, как раскрытуюкнигу на хорошо знакомом языке.

— Ну что же… — после недолгого молчания заключилКолмановский. — Насильно мил не будешь… Вы взрослый, неглупый человек,Алексей Воинович, у вас наверняка есть жизненная позиция, и вы не склонны копрометчивым решениям в переломные моменты… Я понимаю. Всякий выбирает для себятот жизненный путь, который считает необходимым. Что ж, была бы честьпредложена, а от убытка бог избавил. Не смею задерживать. Хотя, конечно, жаль,очень жаль….

…Тихие коридоры, тихие живописные аллеи, чугунные ворота,тихие чистые удочки Царского Села… Бестужев шел все в том же состояниипечальной отрешенности, он не думал ни о чем, ничему не давал более оценок, онвсего-навсего сожалел, что оказался внезапно отягощен этим знанием. И знал, чтоиначе поступить не мог — нужно было спасать что-то в себе, и не виделось инойвозможности.

— Алексей Воинович!

Он обернулся. На перронной площадке стоял профессор Бахметовв парадном вицмундире, и среди его орденов красовался Белый Орел на шее. «Нувот, — печально усмехнулся про себя Бестужев, — а говорят, будто орлыне летают стаями. Весьма даже летают, если они — Белые…»

Интересно, как сочетается записной либерализм ивольнодумство сего ученого мужа с его парадным мундиром и многочисленнымиорденами «прогнившей монархии»? А ведь сочетаются, и гадать нечего, онрадехонек, весел, в приподнятом настроении, это сразу видно…

— Я слышал, вас удостоили высочайшей аудиенции? И каквам наш обожаемый самодержец? Не правда ли, светоч государственного ума?