Двести пятьдесят квадратных метров в фасадном доме Романова переулка, казалось бы, априори не могли привлечь человека безденежного.

Они привлекли человека безумного и более того – безудержно артистичного в своей афере.

Похожая на древнюю московскую купчиху, огромная дама с длинными черными волосами, в черном заношенном бархатном платье до пола, Анна Павловна казалась героиней картин Кустодиева, буквально только что пившей чай с баранками и огромной сахарной головой в каком-то чудом сохранившемся поместье.

Страдающая одышкой из-за лишнего веса, она героически, как на работу, ездила смотреть самые дорогие квартиры. Рассказывала, что сын хочет то арендовать, то купить апартаменты в центре для большой крепкой семьи. Не верить ей казалось кощунством, ведь и сама она была именно такая – большая, крепкая, внушающая доверие, несмотря на проплешины бархатного платья.

Когда в первый раз за ней после просмотра приехала машина – раздолбанные «Жигули» пятой модели, Катя еще списала это на экстравагантность, тем паче что необычных, артистичных и просто общеизвестно звездных клиентов ей было не занимать. Но, когда трюк повторился, она сделала выводы и приняла меры. Вежливо, но непреклонно Анне Павловне было отказано в просмотрах элитных квартир, на которые она ездила от скуки и самодурства, каждый раз прикрываясь рассказами о благих намерениях сына.

На самом деле Кате даже было ее жаль: сколько несчастных одиноких пожилых женщин, отдавших детям все и не получивших ничего взамен, повидала она на своем долгом веку в профессии. Но и потакать чужим чудачествам она не могла, заведомо впустую тратя время своих агентов и хозяев квартир.

– Не смогу передать, – сухо ответила Катя. – Говорят, она умерла. Но, надеюсь, сегодняшняя сделка с лихвой компенсировала ваши предыдущие потери времени.

Виталина театрально сложила руки на груди, вздохнула и широко перекрестилась.

– Свят, свят, свят, прости господи!

На самом деле Катя не была уверена в кончине Анны Павловны. Такое предположение сделал знакомый ей директор другого агентства, которое пожилая дама тоже терроризировала звонками. Может быть, просто нашла себе другое развлечение.

Вспомнив сморщенное лицо Виталины и то, как она внезапно потянулась к ее носу, вмиг сделавшись похожей на шарпея, Катя снова прыснула. Эту сценку она точно никогда не забудет!

* * *

Дорога из центра в Коньково оказалась свободнее, чем она ожидала: все-таки лето давало о себе знать не только раскаленным асфальтом. Еще каких-то полчаса, и она будет у матери. Надо завезти ей витамины, которые Катя заказывала из Америки, а Лёне – подарочный сертификат в спортивный гипермаркет. Подготовка к новому заплыву шла полным ходом, и благодаря его сочным рассказам о тренировках Кате, Надежде и Анне Ионовне казалось, что вместе с Леней тренируются и они.

– Как ты рано, – обрадовалась Надежда. – Как раз на оладьи поспела. Смотри, еще горячие.

За кухонным столом уже сидел Леня, уплетающий оладьи с черносмородиновым вареньем. В прошлом году кусты смородины на Николиной Горе дали небывалый урожай, и Надежда закатала столько банок варенья, что хватит еще на пару лет вперед.

Стопка оладий стремительно уменьшалась.

– Присоединяйся, пока я все не слопал! – приветствовал Катю Леонид. – Готовлюсь к тренировке. Пусть жиры сгорят в огне углеводов!

Только сейчас Катя поняла, что с утра у нее во рту не было маковой росинки, кроме глотка шампанского, пригубленного на встрече.

Оладьи таяли во рту. Катя не могла припомнить, чтобы мать так готовила для нее в детстве, да и вообще – готовила. Кроме печенья хоменташ по праздникам, которые она стала отмечать, как пошла в синагогу.

– Как у Сони дела? Давно она ко мне не заходила, – спросила Надежда, присев за стол между Катей и Леней.

– Ко мне тоже, – сорвалось у Кати.

Увидев недоумение в глаза матери, она спохватилась.

– Да шучу я. Просто вчера на ужин их напрасно прождала…

– Сон мне такой странный приснился, – Надежда подперла щеку рукой. – Будто невесту вижу со спины. Соню нашу с Тимуром. Иду к ней, чтобы обнять, поздравить. Она оборачивается, а то не Соня, а одноклассница ее. Помнишь, была у них такая девица, лошадь высоченная, с бровями белесыми, как альбинос. Смотрит она на меня и зубы скалит. А парень так и не обернулся, Тимур или нет, не понять.

– Мне тоже сон плохой приснился, – Катя попыталась припомнить ночной кошмар, забывшийся в суматохе дня.

– Да что вы, бабоньки, распереживались. – вмешался Леонид. – Впечатлились смазливым парнем на бабушкиной вечеринке, и снятся вам теперь вещие сны.

– Какие вещие? – воскликнула Надежда. – Типун тебе на язык, ирод! Что, хочешь, чтобы Тимур другую под венец повел?

Она шутливо хлопнула Леонида по плечу полотенцем.

– Ну, не то сказал. Снится вам, короче, ерунда всякая, а вроде прогрессивные вы женщины. Еще бы сонник купили.

– Ладно, мамуля, поеду я, – Катя встала из-за стола. – Спасибо за угощение, а Соне я скажу, чтобы навестила.

– Скажи, пусть с Тимуром приезжает, мы с Леней всегда рады их видеть!

Надежда тоже встала и пошла в коридор провожать Катю.

– Небось и зонтика с собой у тебя нет. Возьми плащ мой, потом завезешь.

– Зачем мне плащ, мама, ты в окно смотрела?

– Я смотрела в прогноз погоды. Грозу и ливни к вечеру обещают. Видишь, третий день парит.

– Хорошо, чтобы ты не волновалась. – Катя сняла с вешалки легкий летний плащ, который привезла матери пару лет назад из Франции. Вневозрастной, классика жанра.

– И зонт, – напомнила Надежда. – У нас их три. Можешь не возвращать.

С перекинутым через локоть плащом и зонтом в руке Катя вышла из подъезда и надела черные очки. На небе – ни тучки, зато солнце пекло так, что она как можно быстрее нырнула в спасительную прохладу салона машины, который вмиг охлаждал кондиционер.

Ну что же, теперь на работу, куда еще. Не успела она выехать со двора, как зазвонил телефон. Катя одной рукой нащупала его в большой сумке, но, пока искала, мелодия смолкла. «Перезвоню, как доеду, – решила она. – Вроде ничего на сегодня срочного больше нет».

На подъезде к офису она все же попала в пробку и лишь тогда достала телефон. На дисплее мигал один пропущенный вызов. «Вдруг это Соня? – спохватилась Катя. – А я трубку не взяла». Поспешно нажала кнопку входа в меню и обомлела: Оноре де Монтиньяк!

Она записала его номер тогда, после обеда в «Пушкине», но он не звонил ей, а она была уже слишком большой девочкой, чтобы звонить малознакомому мужчине первой. Конечно, если это не касалось работы.

– Алло, добрый день! У меня пропущенный вызов от вас,