Фор поворачивается туда, куда я показала. Затем смотрит вниз, на меня, лоб его нахмурен от тревоги.

– А ты можешь сидеть самостоятельно?

– Думаю, да. – Я все еще дрожу, но боль терпимая.

Фор неохотно сажает меня на землю, его руки не желают меня выпускать. Я болезненно осознаю, как моя обнаженная плоть прижимается к гладкому камню. По крайней мере, его рубашка большая и прикрывает бо́льшую часть моего тела. Фор поспешно приносит мою сорочку и протягивает ее мне, старательно отводя глаза. Когда я забираю ее у него, он поворачивается ко мне спиной, предоставляя уединение, пока я одеваюсь.

Я медлю. Конечно, для этого нет нужды. Ведь он ведет себя как настоящий джентльмен. Но я ничего не могу поделать с тем, что взгляд мой задерживается на его мускулистых плечах, его узкой талии. Мой живот заполняется жаром, который разносится по остальным частям тела, в конце концов нагревая щеки.

Я открываю глаза, сбрасываю рубашку Фора и натягиваю сорочку через голову. Мои пальцы дрожат, пока я завязываю переднюю шнуровку. Она не особо меня прикрывает: мои руки обнажены, так же как и ноги ниже колен. Но это лучше, чем ничего. Лучше, чем то, в каком виде он меня нашел.

– Я… эм. Вот, – когда Фор поворачивается, я неловко протягиваю его рубашку.

Он берет ее, но надевает не сразу. Вместо того он внимательно смотрит на нее, словно я только что вручила ему нечто странное, а он не может понять, что это. Наконец он поднимает глаза на меня.

– Была кровь, – говорит он. – На всем пути сюда. Я думал…

Его слова излучают страх. Он такой резкий, что я чуть не делаю шаг назад.

– Ах, это, – поспешно отвечаю я. – Я не подумала надеть подходящую обувь. Земля, знаешь ли. Очень неровная. – Я указываю на свои босые окровавленные ступни и горестно морщусь.

Фор качает головой. На его челюсти дергается мускул.

– Что ты здесь делаешь, Фэрейн? – наконец говорит он. – Я подумал, что тебя похитили. Может, еще один наемный убийца. Затем Йок… он сказал, что ты хотела пойти в сады. Я бежал сюда со всех ног, а когда увидел кровавый след…

В его глазах что-то темное. Что-то, что он не осмеливается озвучить.

– Это сложно объяснить, – запинаясь, говорю я.

– Сложно объяснить, зачем тебе вздумалось обездвижить собственного телохранителя и пойти прогуляться? Босиком? Голой? В моих садах?

По шее тут же поднимается румянец. Я прикусываю губу, не уверенная, с чего начать. Наконец я говорю то единственное, что приходит в голову в этот момент:

– У меня ноги болят.

Он молчит. Долгие, мучительные десять вдохов. Затем внезапно шагает вперед. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, он подхватывает меня на руки. Из горла вырывается вскрик, и я обхватываю руками его шею.

– Что ты делаешь?

– Я знаю место, где ты можешь омыть свои ноги. Это недалеко отсюда. – С этими словами он выходит из круга высоких кристаллов и начинает осторожно спускаться по склону. Я ощущаю укол резкой боли, мне не хочется покидать кристаллы, но это чувство быстро растворяется в неоспоримом удовольствии от того, что Фор баюкает меня на своей груди. Он такой сильный, двигается с такой легкой, непринужденной грацией. Одной лишь его мощи достаточно, чтобы моя голова закружилась, а мое вновь свободное сердце забилось у меня в горле.

Я должна сопротивляться. Должна бороться с этим, потребовать, чтобы он меня отпустил. Я не должна позволять себе чувствовать то, что чувствую. Будь я мудрой, то уперлась бы ладонями ему в грудь, толкала бы так сильно, как только могла, заставила бы его меня отпустить.

Но я не мудра. Кроме того, неужели я и правда хочу ползти назад через этот каменный сад на своих окровавленных руках и коленях?

Вздохнув, я сдаюсь и кладу голову ему на плечо. Я не спрашиваю, куда мы идем или как долго туда добираться. Все, чего я хочу, – это жить в этом моменте. Слушать биение его сердца, ощущать ритм его дыхания и позволять им входить в мою душу, подобно живой песне кристаллов.

Глава 20. Фор

Она такая легкая. Я словно несу на руках сон.

Облегчение, накатившее на меня, почти невыносимо. Мне приходится призывать все свои силы просто затем, чтобы ноги не подогнулись, а тело не рухнуло наземь, пока я баюкаю ее на своей груди. Она жива! Теплая и здесь, в моих руках. Ее легкое дыхание щекочет мою кожу, ее изящные руки обвивают мою шею, а волосы, мягкие и нежные, словно шелк, касаются моего подбородка.

Когда я увидел ее, лежащую в центре того круга… обнаженную, неподвижную, с широко раскинутыми руками и ногами… О боги небесные и подземные! Один ужасный бесконечный миг я считал, что она мертва. Принесена в жертву. Как та бедная женщина в Хокнате.

Затем она застонала. Этот звук огнем пронесся по моим венам. Я прыгнул вперед, ее имя сорвалось с моих губ. В одно мгновение я содрал со своей спины рубашку и, обернув в нее ее тело, обхватил руками.

Теперь же я осторожно пробираюсь вниз по склону, прочь от Круга Урзулхар, стараясь не тревожить ее. Она кажется эфемерной в моих объятиях. Словно одно неверное движение с моей стороны – и она ускользнет, исчезнет из моей жизни. Мне хочется прижать ее к себе сильнее, не дать ей сбежать, но столь же сильно я опасаюсь ей навредить, сломать ее.

Не стоило мне позволять себе доходить до такого. Не стоило позволять своему сердцу открыться этой ужасающей уязвимости. Будь я мудрее, то отправил бы ее домой с леди Лирией. Как мог я позволить ей остаться в Мифанаре? Избегать ее было бесполезно. Избегание привело лишь к тому, что сердце сильнее тосковало по ней. Простое осознание того, что она здесь, в стенах моего дома, дышит тем же воздухом, что и я, было изощренной пыткой.

Мои зубы скрипят так сильно, что это звучит как рычание. Я не осмеливаюсь заговорить, даже потребовать ответа на вопрос, что, во имя девяти преисподних, она здесь делала, лежа среди священных камней! Если я открою рот, то не вопросы, жгущие язык, из него повалятся. Нет, это будут признания. Объяснения. Слова, которые мне никак нельзя произносить.

Так что я крепко стискиваю челюсти, отказываясь издавать хоть звук. По крайней мере, она выглядит умиротворенной. Она неподвижна и тиха, пока я несу ее к нижним