– Ничего страшного.

Я выхожу из поезда, иду по платформе к зданию вокзала, а там сразу начинаю искать справочное и вижу его возле громадной арки, украшенной золотыми вставками. Меня приветствует пожилая крашеная брюнетка с отросшей у корней сединой.

– Добрый вечер, чем могу помочь? – Она поправляет на пиджаке брошку в виде цветка.

– Мне бы нужен автобус до Капитолия, – сообщаю я.

– Капитолий большой, – замечает она, – куда именно вы хотите добраться?

– Туда, где работают сенаторы.

– Это в главном здании. Но там сейчас большая акция протеста. Не уверена, нормально ли туда ходит транспорт.

– А пешком можно дойти? – интересуюсь я.

– Можно, – кивает женщина. – Это чуть меньше мили, или можете выйти через вон те двери и взять такси, – она показывает на золотую дверь с соответствующим указателем.

– Спасибо, – говорю я и спешу туда.

За дверью обнаруживается небольшая очередь. Я пристраиваюсь в хвост и думаю об Эдди, о том, как его, должно быть, беспокоит, что я на несколько часов пропала со всех радаров. Во мне просыпается ужасное чувство вины. Я напоминаю себе, что делаю все это ради нас с ним и с Сарой, чтобы я могла вернуться к прежней жизни и мы по-прежнему были вместе, но это не помогает. Мне по-прежнему ужасно стыдно оттого, что я обрекаю его на такие треволнения.

Наконец подходит моя очередь, и я сажусь в такси.

– Куда вам? – спрашивает водитель.

– Капитолий, главное здание.

Машина отъезжает и везет меня по длинной улице, пока мы не видим впереди толпу. Дама в справочном была права: тут действительно большой митинг.

Когда мы подъезжаем ближе, я вижу в руках демонстрантов плакаты: «Наши дети – не товар», «Мы говорим за тех, кто молчит», «#Спаситенашихдетей».

Я расплачиваюсь с водителем, выхожу из такси и шагаю к зданию Капитолия. Смутно знакомая женщина в деловом костюме стоит на возвышении. Рядом с ней около полудюжины людей.

– Торговля детьми – это не проблема демократов или республиканцев. Это общечеловеческая проблема. Принятие этого закона станет началом конца деятельности компаний, которые работают в области высоких технологий и делают деньги на телах наших детей, – говорит она.

Теперь я ее узнаю: это сенатор от Гавайев.

– Я горжусь, что к нам присоединились некоторые мои коллеги, – продолжает она, показывая на стоящих возле нее: – Сенатор Джудит Левин от Калифорнии, сенатор Эрнандо Росарио от Невады, сенатор Уолтер Лайон от Западной Виргинии…

Я перестаю слушать и начинаю пробираться через толпу к сцене, где в обществе нескольких коллег стоит сенатор Лайон – по словам Клер, лишь он один из всех участников тех давних слушаний, где давала показания моя мама, до сих пор на своем посту. Впервые за несколько дней удача на моей стороне, ведь именно ради Лайона я и приехала в Вашингтон.

Представительница Гавайев заканчивает выступление, кое-где слышатся аплодисменты. Я примерно на полпути к сцене, когда вижу, что сенаторы в сопровождении охраны начинают спускаться. К тому времени, как я наконец добираюсь до сцены, та уже опустела, а члены сената отвечают на вопросы репортеров. Рядом с Лайоном стоит смахивающая на мышь кудрявая шатенка в сером костюме и очках.

После того как беседа с репортерами заканчивается, охрана сопровождает сенаторов за ленты ограждения в здание Капитолия. Похожая на мышь шатенка остается на месте и что-то набирает на своем телефоне.

– Простите, – говорю я, поравнявшись с ней, – вы ведь из команды сенатора Лайона? Я видела, вы стояли с ним рядом.

Она поднимает глаза от трубки, пальцем подталкивает очки повыше на переносице и отвечает:

– Да.

– У меня к нему вопрос. С ним можно как-то поговорить?

– Все вопросы от избирателей нужно отправлять на его сайт…

– Это не избирательский вопрос, – перебиваю я. – Речь о свидетельских показаниях, которые давала в Конгрессе моя покойная мама. Сенатор Лайон – единственный из тех, кто участвовал тогда в слушаниях и до сих пор занимает свой пост. Я пытаюсь выяснить, о чем мама тогда говорила.

Я готова расплакаться, настолько тяжело дался мне этот день, полный неприятных сюрпризов. Сначала я узнала, что мама была наркоманкой, потом – что она предпочла безопасности нашей семьи участие в слушаниях, а теперь ко мне приходит понимание, что, не разгадав эту загадку, я, возможно, никогда не смогу вернуться к прежней жизни.

– Возможно, протокол показаний выложен в сети, – говорит шатенка.

– Они еще не рассекречены, – возражаю я.

– Что это были за слушания?

– По делу компании «ТриКФарма» в девяносто седьмом году, – объясняю я.

Глаза шатенки расширяются.

– Прошу меня простить, – нервозно бормочет она и поспешно уходит.

Глава 44

Июль 2010 года

Десять лет в борьбе с РПП меня поддерживали разные группы самопомощи и сеансы индивидуальной психотерапии. Не поймите превратно, частенько случалось, что продиктованные болезнью мысли по-прежнему проникали в голову, но у меня были инструменты, чтобы держаться на плаву, и я умела ими пользоваться.

Я ни разу не сорвалась, даже когда год назад папе диагностировали рак легких. К счастью, после операции и нескольких циклов химиотерапии он вышел в ремиссию.

В тот год я обручилась и съехалась с Джеем. Оба мы за пару лет до этого получили ученые степени, и у каждого была частная практика.

Джей уехал на конференцию в другой штат, а я сидела у себя в кабинете и делала записи о пациентах, когда мне позвонили и сказали, что папа опять в больнице. Он потерял сознание на работе, и его увезла скорая.

Я тут же отправилась в медицинский комплекс Седарс-Синай, куда госпитализировали папу. Поднимаясь на лифте к нему в палату, я в тревоге думала, в чем же дело.

Как только папа увидел меня, он заулыбался.

– Разве ты не должна быть на работе? Решила ради своего старика стать прогульщицей? – пошутил он.

– Что случилось? – Я присела рядом с ним на больничную кровать.

– Да проклятое легкое опять капризничает. Уже сделали несколько снимков, вот жду, когда будут результаты.

Как раз в этот миг в палату зашел врач с озабоченным лицом.

– Это моя дочь, – с гордостью представил меня папа.

– Приятно познакомиться, – кивнул врач и снова повернулся к папе: – Мне нужно побеседовать с вами наедине.

– При моей дочери можете говорить свободно, – махнул рукой папа.

Врач глубоко вздохнул.

– Мы получили результаты вашего обследования. Мне очень жаль, но рак вернулся.

Я прикрыла глаза, осознавая ужасную новость.

Пока папа лечился, я ходила с ним на все приемы и процедуры, стараясь заменить маму. В последний день химиотерапии я тоже была рядом и