Карты мои идут только до Хивы и, до Амударьи-реки, а далееваше уже дело достать сведения до заведений английских и других народов, имподвластных”.

Юная, пятнадцатилетняя жена военного министра Дарья, вдевичестве фон Бенкендорф, впервые видела своего сдержанного мужа таким.Казалось, ничто не может поколебать человека, взращенного самой ШарлоттойКарловной Ливен, фрейлиной Екатерины, назначенною ею воспитательницей ксыновьям и дочерям цесаревича Павла. Однако Христофор Александрович глоталслезы, словно ребенок, и бормотал, сжимая тонкую руку жены:

— Дашенька, знаешь, что было написано во втором рескрипте?“Индия, куда вы назначаетесь, управляется одним главным владелицей и многимималыми. Англичане "Имеют у них свои заведения торговые, приобретенные илиденьгами, или оружием, то и цель — все сие разорить и угнетенных владельцевосвободить и ласкою привесть России в ту же зависимость, в какой они уангличан, и торг обратить к нам”. Ласкою, понимаешь? А коли не захотят? Тогдакак? Вступать в сражения, надо полагать? Не имея подвоза продовольствия ибоевых припасов, во враждебной стране, будучи изнуренными долгим и труднымпоходом… У нас ведь нет толковых карт. Мы даже не ведаем местности, по которойпредстоит пройти войску!

Его молоденькая жена, до смерти испуганная, наивно пыталасьвозражать:

— А ну как местность там благоприятная? Ну как взятое ссобой вооружение удастся сохранить без применения?

— Как же, удастся! — всхлипнул несчастный военный министр.

— Ведь в последнем рескрипте нашим казакам заоднопредписывалось: “Мимоходом утвердите за нами Бухарию, чтобы китайцам недосталась. В Хиве вы освободите столько-то тысяч наших пленных подданных. Еслибы нужна была пехота, то лучше вы бы одни собою все сделали”. Ты слышала?!“Мимоходом утвердите Бухарию!” — залился Ливен горячечным, истерическим,смехом, но осекся, увидав некую темную фигуру, которая вдруг„возникла в углуспальни несдержанно наклонив голову, проследовала за дверь.

— Кто здесь? Кто здесь был?

— Христос с тобою, милый! — крестила его жена.

— Это ведь Петр Александрович, друг твой, Талызин!

— Талызин? — Глаза Ливена сделались безумны. — Когда онпришел? Он что, все слышал, что я говорил?

— Да уж наверное, он тут не меньше часу пробыл, — вконецперепугалась Дарья Христофоровна.

— Чего ты боишься, он ведь друг твой!

— Я погиб, — заплетающимся языком пробормотал военныйминистр. — Я погиб. Теперь с часу на час нужно ждать ареста. Он донесет…

Состояние Ливена резко ухудшилось. Сказываясь тяжело,больным, он более не появлялся в службе. Однако и предсказанных им репрессий непоследовало. Дарья Христофоровна торжествовала: генерал Талызин оказалсяблагородным человеком!

Но дело состояло вовсе не в его благородстве.Просто-напросто Талызин вел в то время куда более серьезную игру. Он ужевступил в число заговорщиков, замышлявших свержение императора Павла, и портитьсреди них репутацию мелким доносительством, выслуживаясь перед государем по пустякам,ему было ни к чему.

Судьба войска Донского его мало волновала. Всем былоизвестно, что Павел ненавидел казаков с их “республиканством”, с их системойуправления, и давно мечтал о некоем стечении обстоятельств, которое избавило быего от этой полудикой, в его понимании вольницы. По сути дела, Индийский походбыл направлен на истребление всего казачьего племени: ведь выступить веленобыло целыми семьями! Даже если бы им удалось завоевать “Индийское царство”,назад; на Дон, уж точно никто не вернулся бы…

Этого и добивался император.

Генерал Орлов немедленно приступил к исполнению высочайшегоповеления “со всевозможной поспешностью”, так как Павел его торопил. В походсразу вышли 22 507 человек при двенадцати единорогах [36] и двенадцати пушках(41 полк, две роты Конной кавалерии, 500 человек калмыков и команда поукомплектованию). В поход двинулись 41 424 лошади.

Все полки разделены были на четыре эшелона, из них первым, всоставе трех полков, командовал генерал-майор Платов, освобожденный для предстоящегопохода в Индию императором Павлом из Петропавловской крепости. 1 мартавыступили остальные силы войска Донского.

Казаки при движении по степям испытывали страшные лишения.Морозы, метели и крайне дурное состояние дорог затрудняли движение и нарушалиправильность следования эшелонов; артиллерия едва двигалась. А по причинераннего вскрытия рек приходилось изменять маршрут, из-за чего казаки понескольку дней не получали продовольствия и фуража. Некоторые командирыпринуждены были из-за бескормицы бросать лошадей.

В марте стала вскрываться Волга, лед не выдерживал тяжестилюдей и подвод, особенно орудий. Часть полка Денисова провалилась и едва быласпасена при помощи трехсот человек крестьян. Тем не менее, несмотря на страшныепрепятствия, полкам удалось благополучно совершить переправу через Волгу 18марта.

Генерал Орлов донес в Петербург о переправе всех эшелонов ио дальнейшем их следовании вверх по реке Иргиз. Но вместе с тем он сообщал: “Изчисла войска, в походе следующего, одни, имея деньги, издерживали они напродовольствие; другие, заимствуя друг у друга, задолжались; прочие, не имеяденег и не могши занять, уделяли продовольствие от ездовых, чем одних привели вусталь, а других и вовсе лишились упалыми и брошенными. Таковых число немалое!”

Кажется, с тех пор пошла пословица: “Гладко было на бумаге,да забыли про овраги, а по ним ходить!”

Донцы в полной мере вкусили плоды экспедиции, задуманнойсразу, спешно, без предварительных сношений с азиатскими владетелями, безсобрания необходимых сведениях о землях, через которые должны были следоватьказаки, без заготовления продовольствия, обозов, лазаретов, даже без маршрутов.

Если отрядам пришлось преодолевать такие неимоверныетрудности при движении по собственной земле, легко себе представить плачевнуюучасть, ожидавшую несчастных донцов при дальнейшем движении, особенно заОренбургом!

Так что горячка военного министра была вполне объяснима… Онбыл беззаветно предан императору и своему долгу, однако первое, что сделалЛивен, узнав об “апоплексическом ударе”, это немедленно сообщил новому государювсе сведения об экспедиции. Тотчас же был написан, подписан и отправлен приказо немедленном возвращении казаков.

Кстати сказать, император Александр воскликнул с понятнымвозмущением: