“Так вот почему был убит мой отец! — радостно, то есть, яхочу сказать, горестно воскликнет он перед лицом насторожившейся Европы. Кучказаговорщиков пыталась удержать Павла I от того, чтобы двери России распахнулисьнавстречу просвещенным современным идеям! Эти люди должны быть жестоко наказаныза свое злодеяние. А я, чтобы подтвердить свое неучастие в этом кровавом деле,с радостью продолжу дело своего отца и переговоры с папой Пием об унии вРоссии”.

— Вы думаете, это возможно? — робко пробормотала княгиня.

— Когда действуешь ради вящей славы божьей, возможно все, —веско ответил отец Флориан.

—Ведь Александр прекрасно понимает, какой восторг вызоветэто известие в католической Австро-Венгрии, Италии, Испании, Португалии, дажево Франции, если на то пошло.

Александр дальновиден — он понимает, что не сможет вечновраждовать с Бонапартом…

Конечно, известие об установлении унии вызовет дикую яростьв протестантском Альбионе, зато заставит снова всколыхнуться ирландскихкатоликов, а это не может не привести к расшатыванию английского трона.

Видите, сколько тайных рычагов может привести в действиетолько один визит вашего супруга к государю!

— Но отчего вы так уверены, что Александр схватится за этумысль? — осторожно спросила Eudoxy, и Алексей одобрительно кивнул: все-такикнягиня была не столь глупа, как казалось наружно! Ведь она задала тот самыйвопрос, который так и рвался с его собственного языка.

— Мы не оставим ему другого выбора, — резко бросил отецФлориан.

— У нас есть средство заставить его прислушаться к нашимдоводам!

— Что-то я ничего не понимаю… — пробормотала княгиня. — Выведь говорили, что письмо исчезло.

— Исчезло, вот именно, — ожесточенно кивнул аббат. — Однаконеведомо, кем, как и почему оно похищено. Мы так и не узнали, кто убил генералаТалызина и обшарил его секретер, вытащив оттуда почти все бумаги.

Возможно, и впрямь это дело рук какого-то провинциала,недоросля (это слово отец Флориан произнес по-русски с ужасным, оскорбительнымвыражением!), как у вас называют таких вот деревенских увальней. Одно время оннаходился под нашим контролем — к сожалению, не столь долго, сколько хотелосьбы.

Правда, мальчишка оказал нам неоценимую услугу, убив надуэли Якова Скарятина — да вы, впрочем, об том уже слышали, княгиня, — но мадамШевалье так и не удалось вытянуть из этого простака, куда он девал украденныедокументы…

Если бы Алексею не надо было одной рукой держаться за крайшаткой стремянки, чтобы не свалиться, а другой — приподнимать “луну”, оннепременно схватился бы за голову.

Только сейчас стали ему понятны многочисленные намеки и какбы ничего не значащие вопросики мадам Шевалье о каких-то письмах генерала, окаких-то любовных записочках… с интересом ли их читал Алексей, куда потомподевал…

Ее интересовали отнюдь не амурные похождения Талызина, а егоделовые бумаги. Их украл убийца, а поскольку Алексей не был убийцей, он ихвзять не мог. Логично! Но удивительно, как нелогичны все, кто приписывает емуубийство дядюшки!

Выкинуть или спрятать все, ну совершенно все бумаги, неимеющие к нему никакого отношения, — и оставить главную, смертельную уликупротив себя; это чертово завещание. Все равно, что приколоть себе на грудьмаленькую изящную записочку: “Рекомендуюсь: Алексей Уланов, убийца из корыстныхсоображений. Будем знакомы, господа!”

Ну ладно, его виновность или невиновность — теперь не самоеглавное. Значит, среди бумаг Талызина пропало очень важное письмо. АббатФлориан выразился вполне определенно: это было послание великого князяАлександра графу Палену с полным одобрением его действий. Каких?

Да очень обыкновенных. Всего-навсего — убийства собственногопапеньки-императора. Тоже, сказать правду, недурно выглядела бы надпись такогорода: “Рекомендуюсь: Александр Романов, убийца из корыстных соображений. Будемзнакомы, господа!”

А что такого? Кто убивает ради пошлых миллионов, кто — радипошлого трона… Богу богово, кесарю — кесарево.

Но ведь письмо, которым можно было бы уличить Александра взлоумышлениях против отца родного, исчезло. Аббат Флориан, а также те, ктостоит за ним, ничем не могут воздействовать на нового императора. На что же онинадеются? Чудилось, аббат каким-то загадочным образом услышал этот вопрос и,большое ему спасибо, не погнушался ответить:

— Даже если это письмо исчезло, оно нигде не всплыло. Нашимагентам при ведущих европейских дворах известно: его пока нет ни в Лондоне, нив Париже, ни в Берлине, ни в Вене — ни, к сожалению, в Риме.

Допускаю, что оно попало к Палену, тогда смерть Талызина —дело его? рук. Упомянутый же недоросль — всего лишь орудие убийства.

Это самый плохой вариант. Одно хорошо: нам недолго осталосьпребывать в неопределенности. Буквально на днях Мария Федоровна предъявит сынуультиматум: или она, или Пален.

Или вдовствующая императрица более ни разу не появится вПетербурге, либо Палену будет объявлено об отставке. Если отставка, даженесмотря на все это, не состоится, значит, именно граф пустил в ход письмо,заткнув Александру рот и связав ему руки.

Если же курляндец покинет Петербург, значит, письма у негонет и не было. Тогда руки у нас будут развязаны. И мы станем действовать болееоткровенно, открыто, смело. Мы пустим в ход копию, уповая на то, что оригиналутрачен безвозвратно.

— А если он всплывет потом? — боязливо вскинула глазапрелестная Eudoxy.

— Тогда и будем думать, что предпринять, — пожал плечамиотец Флориан.

— Ради вящей славы божьей мы можем и должны рискнуть.

Алексей нахмурился. Уже второй раз отец Флориан произносилэту звучную фразу. По-латыни она звучала так: “Ад майорем деи глориам!” [37]

Перевести ее Алексей перевел, однако смысла не понял. Оназвучала словно некий девиз, словно тайный знак и пароль. Она пугала инастораживала.

— А почему вам непременно нужно, чтобы вашу почетную задачурешил этот увалень, мой супруг? — спросила княгиня Eudoxy.

— Ведь эту роль с успехом мог бы сыграть кто угодно придворе, тот же Чарторыйский. Он близкий друг государя, поэтому…