От старой практики принародного сожжения на костре в какой-то момент и вовсе было решено отказаться, как от неистинной, заменив ее кровавыми ритуалами. Таким образом, очистительный огонь остался вотчиной обособившейся Инквизиции, а Новая Церковь узаконила теорию об искупительной силе крови. Теперь спасение заблудших душ обязательно должно было происходить через кровопролитие.

Неудивительно, что после столь удачной актуализации учения Белой Книги простых смертных трясло от ужаса при одном только упоминании имени Изначального, а толпа моментально подхватывала громкие лозунги проповедников, призывающих громы небесные на головы жителей Ледума и персонально лорда Эдварда — именуемого религиозными фанатиками не иначе как белым демоном.

Кристофер искренне недоумевал, как после подобного обращения к дикости в столице язык поворачивался возводить напраслину на просвещенный Ледум и его суверена. Конечно, аристократ понимал подлинные причины, но сердце его было уязвлено несправедливостью этих обвинений. Власти нашли для населения отдушину — удобный и безопасный выход агрессии, которая неминуемо скапливается в озлобленных угнетением, скованных страхом душах. Так Ледум был признан мрачным обиталищем греха, источников всех бед и несчастий человечества, фактически официальным представительством ада на земле.

И вот, как ни смешно признать, сбывались наяву зловещие пророчества святых отцов. Город кровоточил.

Происходящее с трудом укладывалось в голове. Кристофер встал на ноги и с отвращением передернул плечами, почувствовав себя эмбрионом в тесном чреве матери — скользким, липким, беспомощным. На душе и мутно, и муторно. Какой же эффект всё это произведет на горожан? В Ледуме частенько шли дожди, но вот кровавых до сих пор не бывало. Как бы ни приключилась поутру ненужная паника.

Однако, если лорд так и продолжит как ни в чем не бывало стоять на открытой террасе, то очень скоро промокнет до нитки. Премьер со вздохом покачал головой: подобное совершенно недопустимо.

Привычный к дождливой погоде, Кристофер питал слабость к редким коллекционным зонтам. Как и все в этом городе, аристократ уделял большое внимание столь необходимым аксессуарам и держал несколько великолепных экземпляров прямо здесь, в личных покоях — на случай, если во время дождя захочется выйти на террасу. Каждый зонт был уникальным произведением искусства: изготовленный по специальному заказу, он многое мог сказать о высоком ранге своего владельца и его утонченном вкусе.

И вот теперь один из них как можно скорее следовало предложить лорду Эдварду!

В спешке премьер не позабыл, тем не менее, выбрать наиболее соответствующий случаю: подходящий правителю как по статусу, так и по стилю, а также гармонирующий с цветом титульных одежд. В итоге в руках его оказался большой церемониальный зонт самой тонкой работы, украшенный прихотливо, но в то же время не вычурно. Несомненно, в считанные секунды он будет бесповоротно испорчен кровью, зато послужит достойной защитой августейшему лорду Ледума.

Кристофер без промедления шагнул за порог, раскрывая над головой правителя квадратный в основании купол ослепительно-белого шелка. Ниспадали оборки и длинные складки, окантовывающие края, — они немедленно скрыли лицо заклинателя от глаз своего фаворита. Тот, однако же, и не думал заглядывать внутрь, склонившись чуть позади в почтительном полупоклоне. Уже в следующее мгновенье с ажурной бахромы обильно закапала кровь.

Никогда прежде аристократ ни над кем не держал зонта и беспокоился, как бы сделать это должным образом, в наиболее обходительной манере. Если быть до конца откровенным, он вообще крайне редко держал зонт своею рукой, особенно такой громоздкий и тяжелый, — на этот случай у господ имелись слуги.

Лорд вдруг обернулся и внимательно посмотрел на приближенного.

— Ты боишься? — очень странным голосом спросил он, наблюдая, как гладкие волосы премьера намокают, а по лицу, подобные слезам, медленно ползут крупные алые капли. — Боишься всей этой крови?

Как известно, Кристофер был страстным поклонником чистоты, на дух не перенося малейшую неопрятность, не то что грязь. Несмотря на эту своего рода манию, большой купол зонта, разумеется, был распахнут только над лордом, сам же премьер оставался чуть позади, под этим нечистым дождём.

— Мой повелитель проницателен, — аристократ выглядел слегка сконфуженно: вопрос застал его врасплох. Темные ресницы дрогнули и, замявшись, приближенный опустил глаза. — Я… не боевой маг и непривычен к виду крови…

Кристофер имел множество талантов, но утончённой натуре его решительно не подходило ремесло боевого мага — путь убийств, путь грубого насилия.

Премьер смешался, но только на один миг. Как потомственный аристократ, он был приучен держать лицо, приучен «вкушать горькое» — с вежливой улыбкой справляться с трудностями. Делать то, что следует, даже если это не по нраву, и не подавать виду.

— Я должен извиниться, милорд. Поведение вашего покорного слуги совершенно недопустимо.

Усмехнувшись, правитель одним движением притянул его ближе, позволив укрыться рядом с собою под ажурным куполом.

— Не нужно страха.

Перехватив длинную, сделанную из сапфира рукоятку, лорд Эдвард устроил зонт повыше и поудобнее. Последовавший за этим жестом Кристофер и не подумал убрать свою руку, чтобы не оказалось ненароком, что суверен города самолично держит над ним зонт.

До чего же неловкая и опасная ситуация!

— Если такова воля милорда, я повинуюсь ей.

Двое посмотрели друг на друга.

Время остановилось. Тьма стояла вокруг — полночь текла, полная крови. Белоснежный холст над их головами окрашивался мазками краповой гуаши, пальцы тесно сплетались на рукояти. В багровую тьму тонкой струйкой вливался аромат надушенных волос премьера, слабый, ломкий, как стебли засохших осенних трав. Знакомые нотки мускуса и лимонной вербены. Смутно примешивались они к плавающему в воздухе густому запаху крови, угадывались где-то на самом пределе обоняния.

Молчание повисло между ними почти зримо — серебристой кружевной вуалью, которая непременно должна быть сорвана. Но как решиться сорвать ее? Как решиться на откровенность?

И нужно ли, если главное ясно без слов.

Десять тысяч зимних ночей кряду не были так холодны, как сегодняшняя — и десять тысяч летних не были так горячи. Ночь словно бы и вовсе не наступала никогда прежде — сакральной ночью зерна чувств прорастали обильно и скоро, брошенные в жирный чернозем полнолуния.

Пусть остановится это мгновение, пусть будет вечно!..

Но, увы, идиллии не суждено было продлиться хоть сколько-нибудь долго: с каждой секундой лорд Эдвард чуял, как внутри набирает силу чудовищный хищный зверь. И с каждым вдохом сладкого кровяного воздуха он утрачивал над зверем контроль.

Наконец, не в силах больше смотреть в лицо своего фаворита, лорд перевёл взгляд вниз, загипнотизировано наблюдая, как пьянящий багряный дождь наполняет прозрачную вазу города.