— Она очень хорошо относилась к Элли, — начал я. — Ухаживалаза ней во время болезни. Специально приехала к нам, чтобы помочь Элли. Поймите,я.., я чувствую себя в неоплатном долгу перед ней. Вы просто не представляете,как она мне сочувствовала и какое проявляла участие. Не знаю, что бы я без нееделал.

— Разумеется, разумеется, — откликнулся мистер Липпинкот, новесьма сдержанно.

— Поэтому я очень многим ей обязан.

— Весьма способная девица, — заметил мистер Липпинкот.

Я распрощался с ним и еще раз поблагодарил его.

— Вам не за что меня благодарить, — еще более сухо отозвалсямистер Липпинкот, добавив:

— Я написал вам небольшое письмо и отправил его авиапочтой вЦыганское подворье. Раз вы возвращаетесь пароходом, то по прибытии оно,вероятно, уже будет вас ждать. — И пожелал:

— Счастливого путешествия.

И тут я все-таки рискнул и спросил, не был ли он знаком сженой Ллойда — Клодией Хардкасл.

— Вы имеете в виду его первую жену? Нет, никогда с ней невстречался. По-моему, они очень скоро разошлись. Он потом снова женился. Второйбрак тоже был недолгим.

Значит, Клодия действительно была женой Стэнфорда Ллойда…

В отеле меня ждала телеграмма. Просили срочно прибыть в однуиз калифорнийских больниц. Мой друг Рудольф Сэнтоникс хотел, чтобы я приехал.Ему осталось жить недолго, и перед смертью он пожелал повидать меня.

Я перекомпостировал билет на более поздний срок и полетел вСан-Франциско. Сэнтоникс был еще жив, но силы его были явно на исходе. Мнесказали, что, возможно, он даже не придет перед смертью в сознание. Но наканунеон был очень настойчив в желании повидать меня. Я не отрываясь смотрел на него.От человека, которого я когда-то знал, осталась только оболочка. Он и раньше-тоне выглядел здоровяком, была в нем какая-то прозрачность, хрупкость,болезненность. А сейчас он и вовсе превратился в высохшую мумию — как те, что вмузее. Я сидел и думал: «Хорошо бы он поговорил со мной. Пусть скажет хотьчто-нибудь, хоть слово, перед тем как умрет».

Мне было так одиноко, так одиноко и страшно. Я сумел уйти отврагов и пришел к Другу — к единственному моему другу. Только он, кроме матери,знал обо мне все, но про мать мне сейчас думать не хотелось.

Раза два я заговаривал с медсестрой, спрашивал, нельзя личто-нибудь сделать, но она только качала головой и дипломатично уходила отответа:

— Может, он придет в сознание, а может, и нет. Вот я сидел иждал. Вдруг он зашевелился и застонал. Сестра тихонько его приподняла. Онсмотрел на меня, но я не понял, узнал он меня или нет. Он смотрел сквозь менякуда-то в стену. Но вдруг его взгляд стал осмысленным. «Узнал! — подумал я. —Он меня видит». Он что-то проговорил, но так тихо, что, мне пришлосьнаклониться над ним. Нет, он шептал какие-то бессмысленные слова.

Потом вдруг тело его задергалось в конвульсиях и, откинувголову, он выкрикнул:

— Глупец, почему ты не выбрал другой путь?..

И, рухнув на подушки, скончался.

Я не понял, что он хотел сказать и сознавал ли, что говорит.

Вот так я встретился с Сэнтониксом в последний раз.Интересно, услышал бы он, если бы я что-нибудь ему сказал? Мне хотелось еще разсказать ему, что дом, который он построил, — лучшее, что у меня когда-либобыло, и он мне дороже всего на свете. Забавно! Наверное, этот дом былолицетворением моих желаний, тех страстных желаний, которые нельзя выразитьсловами. А он их распознал и осуществил. У меня есть свой дом. Я возвращаюсь ксебе домой.

Возвращаюсь домой. Только об этом я и был способен думать,пока плыл на теплоходе…

Сначала мною владела смертельная усталость, но потомоткуда-то из глубины хлынуло ощущение счастья… Я плыву домой. Плыву домой…

Домой вернулся моряк,

Домой вернулся с морей,

И охотник вернулся с холмов.[36]

Да, вот так я и плыл. Все позади. Битва окончена, борьбазавершена. Последний этап путешествия.

Далеко позади осталась моя неугомонная молодость. Дни, когдая мечтал: «Я хочу, я хочу». А ведь это было не так давно. Меньше года назад…

Я лежал на койке и вспоминал, вспоминал былое.

Встреча с Элли, наши свидания в «Риджентс-парке»,регистрация брака в мэрии. Дом — его строит Сэнтоникс, строительство завершено.Мой дом, целиком мой. Я стал тем, кем хотел стать, кем всю жизнь мечтал стать.Я получил все, что желал, и теперь плыву домой.

Перед отплытием из Нью-Йорка я написал письмо и отправил егоавиапочтой, чтобы оно пришло в Англию раньше, чем приплыву я. Я написалФилпоту. Я почему-то чувствовал, что Филпот в отличие от других меня поймет.

Писать легче, чем рассказывать. А он должен знать. Вседолжны знать. Некоторые, быть может, не поймут, но он.., он поймет. Он видел,как близки были Элли и Грета, как Элли во всем полагалась на Грету. По-моему,он понимал, что и я привык полагаться на Грету, и как мне будет невыносимотрудно жить одному в доме, где я жил с Элли, если не найдется человека, которыйменя поддержит. Не знаю, сумел ли я его убедить. Я старался изо всех сил.

Мне бы хотелось, — писал я, — чтобы вы первым узнали нашуновость. Вы были добры к нам, и, по-моему, вы единственный способны нас понять.Я не могу жить один в Цыганском подворье. Все время, пока я был в Америке, ядумал об этом и вот что решил: как только вернусь домой, я попрошу Грету статьмоей женой. Только с ней я могу говорить об Элли. Она меня поймет. Возможно,она мне откажет, но я почему-то думаю, что согласится. И тогда получится, чтонас по-прежнему в доме трое.

Я трижды переписал письмо, прежде чем мне удалось выразитьименно то, что я хотел сказать. Филпот должен был получить его за два дня домоего возвращения.

Когда мы приближались к Англии, я поднялся на палубу. Исмотрел, как земля плывет нам навстречу.

«Хорошо бы рядом был Сэнтоникс», — подумал я. Я и в самомделе этого хотел. Мне хотелось, чтобы он знал, что сбываются мои мечты, чтосбывается все, что я замышлял, все, о чем грезил.

С Америкой я покончил. Больше я никогда не увижу всех этихмошенников и лизоблюдов, всех, кого ненавидел я и кто, несомненно, ненавидитменя и смотрит как на выскочку из низов. Я возвращался домой с победой.Возвращался к моим соснам и к петляющей, полной опасностей дороге, которая шлачерез Цыганское подворье к дому на вершине холма. К моему дому! Я возвращался ктому, чего хотел больше всего на свете. К моему дому — дому, о котором мечтал,который задумал обрести, который мне дороже всего. И к необыкновенной женщине…Я всегда знал, что в один прекрасный день встречу ее. И встретил. Я увидел ее,и она увидела меня. И мы сошлись. Необыкновенная женщина. С той минуты, когда явпервые ее увидел, я понял, что Принадлежу ей, принадлежу целиком и навсегда. Ябыл ее собственностью. И теперь наконец я ехал к ней.