Приоткрыв дверь в помещение, которое занимала Верочка, явздрогнула. Оказывается, такое возможно: розовое пианино, синие обои и голубойпалас. Естественно, в доме повсюду были натыканы туалеты и ванные комнаты. Всамом низу располагались столовая, гостиная, зимний сад и кухня с подсобнымипомещениями. Пищеблок, забитый техникой, был такой огромный, что вся наша“хрущоба” преспокойненько бы уместилась в пространстве между плитой и окном.Оглядев серый холодильник “Филипс”, упирающийся в потолок, я поинтересовалась:

– Значит, вечерами ты почти всегда одна? Вика кивнула:

– Совсем одна. Повариха и горничная уходят в восемь,экономка Елена Ивановна еще раньше.

– И не скучно тебе?

– Я книги читаю, – с достоинством ответила Вика.

В ту же секунду в раскрытое окно гостиной ветер донесвеселые крики детей.

– Почему не идешь с ребятами играть?

– Они идиоты, – буркнула Вика.

– Родители не боятся тебя одну оставлять?

– А что может случиться?

– Ну, вор залезет, напугает… Вика рассмеялась:

– Нас тут стерегут, как особо опасных преступников. Всятерритория окружена забором, по углам вышки с охранниками, вдоль заборателекамеры, на проходной, ну, где ворота, даже муха не пролетит. Нет, здесьсовершенно безопасно, и к тому же в доме есть сейф.

– Где? – удивилась я. – Вроде никакого железного ящика небыло видно.

– Пошли, – велела Вика.

Мы поднялись на второй этаж и открыли дверь в кабинет.Девочка отодвинула большую картину, изображавшую горный водопад, и обнажиласьникелированная дверца с кнопками.

– А-а-а, понятно, – протянула я, – очень предусмотрительно.

– Еще стол с цифровым замком, – пояснила Вика и ткнула пальцемв ящик. Я увидела небольшую панель с клавишами.

– Папа сюда документы прячет, – сообщила ученица, – только якод знаю, смотри.

Она быстренько потыкала пальцем, и раздался легкий щелчок,ящик выехал вперед. Внутри в изумительном порядке лежали счета. Я невольновздохнула. У нас дома квитанции валяются вперемешку в круглой жестяной коробкеиз-под датского печенья. Сколько ни пробовала рассортировать их, ничего неполучается. Только сгруппируешь бумажки, а они – бац, расползлись, словнотараканы. У Соловьевых же все лежало ровными стопками, перехваченнымирезинками: газ, свет, коммунальные услуги, расписки прислуги… Но самое интересноев глубине. Вика, желая продемонстрировать стол, выдвинула ящик до упора, и яувидела красивую розовую папку, на которой стояло выведенное синим фломастеромслово “Завещание”.

– Что это? Вика улыбнулась:

– Наша последняя воля.

– Зачем? – прикинулась я идиоткой, чувствуя, как в грудибыстро-быстро заколотилось сердце. Девочка вздохнула:

– Мы богатые люди, а деньги должны иметь хозяина.

– Не понимаю.

– Ну смотри, – сказала Викуша и вытащила папку. – Видишь?Если папа умрет, наследниками становимся я и мама. Если скончается и мама, товсе деньги достаются мне.

– Погоди, погоди, вдруг раньше отправится на тот светАльбина, а Никита будет жив, тогда что?

– Ничего, – пожала плечами ученица, – деньги-то папины. Какбыли его, так и останутся.

– А Антон?

– Мой дядя сможет получить деньги только в случае кончинывсех родственников, – терпеливо разъяснила девочка. – Ну, представь, всепоумирали – папа, мама, я, только тогда Антон станет хозяином.

– Почему же он не получает долю в случае смерти Никиты?

Виктория поглядела на меня с жалостью:

– Понимаешь, деньги-то принадлежат Соловьевым, а Антон –Михайлов, он всего лишь брат мамы и не родственник нам.

– Как это не родственник? – изумилась я.

– Ну не кровный, – растолковывала Вика. – папа и мама ведьне родственники. Я почувствовала легкое головокружение.

– А кто?

– Супруги. Общей крови у них нет, ясно?

– Вроде. Скажи, вот недавно умерла Вера, ее деньги теперьчьи?

– Папины, – спокойно ответила Вика, – теперь все-всесредства в руках у отца.

Дома в прихожей на полу валялись инструменты и стружки.

– Что у нас происходит?

Ленинид поднялся с колен и сообщил:

– Вот, видишь, тут был выступ.

Я ахнула. В нашей прихожей, чуть поодаль от двери, торчал имешал, как больной зуб, странно выступающий кусок стены. Теперь его нет, ивидно, как из потолка в пол уходит довольно толстая труба.

– Это для горячей воды, – пояснил папенька, похлопывая пожелезке. – Вишь, как глупо строители поступили, огромный короб сделали. Сейчассюда дверцы прилажу и шкаф сгоношу для верхней одежды. Даже хорошо, что в немтруба будет, мокрое быстрей высохнет, зато в прихожей теперь есть гдеповернуться.

Коридорчик, ведущий от входной двери к комнате, и впрямьстал значительно шире. Я оглядела полированные дверцы, прислоненные к стене, истрого спросила:

– Где материал взял?

– Дык в магазине.

– Каком?

– “Бауклотец”.

– Не ври, там такие цены, что зайти нельзя, не ужаснувшись.Да одна подобная дверка на две мои

Месячные зарплаты потянет, а у тебя тут и петли, и ручки…

– Не веришь, – обиделся папуля.

– Нет, и совершенно не хочу пользоваться крадеными вещами,мне это противно!!!

– Гоношистая ты, Виола, – вздохнул папенька, – только некрал я ничего!

– Ой, не надо рассказывать сказки, что купил.

– Вот и нет! Нашел!

Я уставилась на него во все глаза, потом расхохоталась.

– Нашел! Ну ты циркач! Идешь, значит, себе по дороге, а натротуаре валяются страшно милые и необыкновенно нужные дверцы, по страннойслучайности, вместе с ручками.