– Придержите лифт! – крикнул я. – Спасибо!.. У нас тамгрупповуха была, но передозировка, сами понимаете…

Он яростно всхрапнул, бросился в квартиру. Я внес торкессу вкабинку, двери захлопнулись, пол дрогнул, я ощутил, что быстро опускаемся.Торкесса прижалась ко мне, плечи тряслись.

– Я понимаю, – прошептала она мне в грудь, которую ястарательно раздувал и раздвигал, – понимаю… почему самые лучшие наемникиВселенной – земляне… Почему именно вас выкрадывают, чтобы сделать ХранителямиПечати, рыцарями Пространства, а также Бессмертными Гуингнерами…

– Ага, – сказал я с неловкостью. – А кто такиегуингнемы?

– Гуингнеры, – поправила она. – Хотя, возможно, впрошлые миллионы лет их звали и гуингнемами… Никто не знает, кто они и что они,но слух идет, что только рожденные на этой планете годятся…

– Да, – подтвердил я. – У нас и девки – хоть куда, ипарни – хоть кого. Везде можем, только у себя не разберемся.

– Может быть, – предположила она, – вам просто такнравится?

Кабинка дрогнула и замерла, двери с медлительной неспешностьюраздвинулись. Проплыла стена с развороченными почтовыми ящиками, на входевстретили толстую бабу с детской коляской. Я напрягся, однако баба, как нистранно, в самом деле баба, а не крутой мужик с двумя бронежилетами, а вколяске ребенок, совсем не привычно ожидаемая связка гранатометов.

Торкесса тоже вздохнула с облегчением. Мы переглянулись,засмеялись. По земле промелькнула плотная тень, над головой нарасталомеханическое стрекотание. Я вскинул голову, над нами стрекочет винтом илимотором вертолет. Мужик, сидя на краю и держась одной рукой за косяк, что-токричит в мегафон, как депутат на митинге избирателей, на ломаном русском языкечто-то типа «Рус, здавайси!». Я показал ему не уже привычную пятерню соттопыренным средним пальцем, а по старинке вздернутый кулак левой руки, приэтом правой выразительно стукнул по бицепсу, чтобы кулак подпрыгнул, как бызасаживая апперкот снизу. Ну, пусть будет апперкот, это я с оглядкой напарентлок.

Мужик в испуге выронил мегафон и выпорхнул вниз, красиво ипоэтично раскидывая руки, аки лебедь. Следом за ним полетела ослепительно белаяшляпа, но я мог бы и не видеть ее, все равно бы понял, что он из белошляпников,ибо парни в черных падают некрасиво, не эстетично, с дикими воплями, бранью.

Тело пронеслось с ускорением в девять и шесть, с грохотом,звоном и треском рухнуло на крышу автомобиля, вмяв ее, как пластилиновую.Стекла вылетели с красивым звоном, радующим душу, словно окна телефонной будкипод лапой Годзиллы. Автомобиль просел и закачался, рвануло во все стороныпурпурным огнем, вспыхнуло, словно нефтехранилище под рухнувшим горящимбоингом.

Нас догнала волна жара, подбросила. Мы красиво взлетели ввоздух на фоне красно-пурпурной стены бушующего пламени, затем нас бросило нагорящую опаленную землю. Торкесса еще хлопала глазами, ничего не понимая, ноя-то понимал все, насмотрелся, ухватил ее за руку, закричал, что бежим, щасвзорвется, а она не понимает, что там может взорваться, я тоже не понимал, ноуже отвык задавать эти вопросы: знаю, что обязательно, ну что обязательно, какобязателен восход солнца!

Когда мы одолели только три шага, гулко и страшно ухнулвзрыв. Жаркая волна догнала и окатила с головой. Могучий толчок в спины, мырухнули, отползли, вскочили и побежали. Новый толчок, еще ужаснее, торкесса впанике оглядывалась, я – нет, я-то знаю, что позади зрелище, будто горитнефтяная вышка в Саудовской Аравии, тащил ее, пока не добежали до своей машины.

Рванули дверцы, ввалились с двух сторон, хватающие воздухшироко раскрытыми ртами, как рыбы на берегу. Торкесса смотрела на меня как-тостранно и старательно выпячивала грудь, уже знает, что всем самцам нравятсяразмеры этих желез, я съехал вниз по зеленому газону, ну и что, что не было,просто не заметил раньше, а теперь вот заметил, так что съехал по зеленомугазону, машина едва не перевернулась посреди цветника, на шоссе кое-каквыскользнули из-под колес огромного, как гора, грузовика, но быстро перебралисьв левый ряд, иначе не ездию, дальше погнал, высматривая среди автопотока тех,кто за нами гонится, или тех, кого надо догонять нам, иначе на хрен и за рульсадиться?

Только сейчас заметил, когда вот так начал присматриваться,что женщины практически все – красивые фотомодели, с высокой грудью, осиныеталии, пухлые губы, словом, все нужные атрибуты, вплоть до последнего, которыйна самом деле первый: с виду полнейшие дурочки, а их мужчины – уроды, от грубыхгигантов, в этом случае жены крохотные, до плюгавеньких сморчков, а в этомслучае жены обязательно – сочные гаргантюгши.

Проехали мимо шумного многолюдного митинга, оратор сгрузовика что-то кричит, остальные потрясают плакатами. Я с трудом разобралнадпись на самом крупном транспаранте: «Здесь производится сбор подписей завосстановление поруганного бассейна «Москва» на историческом месте».

Впереди образовалась вяло текущая пробка, автомобилисбавляли скорость, потом вдруг, как зайцы, прыскали в стороны, некоторые дажевъезжали на тротуары, а самые пугливые пытались карабкаться по стенам: намнавстречу на приличной скорости тяжелый танк, весь облепленный грязьюаризонских болот.

Торкесса взвизгнула:

– Он не по своей полосе!

– Где танк, там и его полоса, – ответил я мудро иприжал машину к бордюру, давая дорогу. – Заряженному танку в дуло не смотрят,пусть едет. Возможно, кто-то поехал говорить правду.

– Как это?

– Правду лучшие всего говорить из танка… Ничего,главное, чтобы в танке за рулем не женщина.

Торкесса фыркнула, отвернулась. Мы проехали мимо огороженнойжелтыми лентами широкой площади вокруг элитного гиперуниверсама, оттудадоносится стрельба, я притормозил, чтобы не врезаться в зевак, даже на проезжуючасть повыходили, глазеют, это не Америка, где все дисциплинированноразбегаются. У нас как на представление в цирке сбегаются, помню, на штурмБелого дома пришли смотреть тысячи, жен и детей привели, на пули и осколкиникто внимания не обращал, туда же сразу подтянулись пирожники и продавцымороженого, бизнес есть бизнес. Сейчас тоже, чую, сюда спешат продавцы пиццы игербалайфа.

– Что там случилось? – спросила торкесса.

Я присмотрелся к подкрадывающимся фигурам, ведутнепрестанную стрельбу, а с крыши гиперуниверсама сыпятся, как горох, сотнями идаже тысячами люди с трехстволками в руках и ушанками на бритых головах. Такиеже точно, только визжащие и со злобными перекошенными лицами, подпрыгивают подвыстрелами и падают на спину возле входа в гиперуниверсам, куда целеустремленнопродвигаются люди с красивыми благородными лицами, все из себя, с осанкой иблагородством в движениях, в пятнистых комбинезонах и плотно подогнанныхбронежилетах.

– Все то же, – прорычал я зло.

– Ну скажи!

Я сказал еще злее: