– Знаю, – улыбнулась она. Какой благородный человек, с любовью подумала о Фрэнки Грейс, но она должна сама во всем разобраться. – Но, думаю, клиентам вы нужнее. – И вдруг на ум ей пришла одна мысль. – Хотя у меня есть одна просьба. Элеонора приехала в Нью-Йорк из Англии за какое-то время до наезда. Вы не могли бы узнать у своих друзей в иммиграционной и таможенной службах, есть у них что-нибудь о ней? Она ведь наверняка заполняла соответствующие формуляры и все такое. – Наглость, конечно, думала Грейс, просить Фрэнки о еще одном одолжении в дополнение к отгулу. Но Фрэнки, она была уверена, не откажет.

– Понял тебя, детка. Считай, что все сделано. Ты только поторопись с возвращением. И береги себя.

Грейс положила трубку на рычаг и вернулась в гостиную.

– Я договорилась о встрече с сестрой одной из девушек. Сегодня вечером.

Марк улыбнулся, подавая ей чашку кофе.

– То есть ты остаешься до завтра?

Грейс глотнула кофе.

– Очевидно. К тому времени, когда я освобожусь, вряд ли еще будут ходить поезда. Переночую в гостинице. – Она пыталась прикинуть, во сколько это ей обойдется.

– Ночуй здесь. Я понимаю, возможно, ты не захочешь – после того, что случилось, – быстро добавил он. – Но у меня есть гостевая комната, так что все вполне пристойно.

Грейс пытливо всматривалась в лицо Марка. Может, у него другие намерения?

– Мне не хотелось бы тебя стеснять.

– Конечно, решать тебе, – он вскинул руки, – но комната вполне приличная. Я сдавал ее во время войны, когда все госслужащие работали здесь, а жилья не хватало. Разве что ты не ручаешься за себя.

– Я… – начала она и только потом сообразила, что Марк ее дразнит. Ее щеки обжег румянец. – Ты очень любезен. Спасибо.

В тот вечер в семь часов такси высадило их у входа в отель «Уиллард». Над Белым домом, за парком Лафайет темнело сумеречное небо. Марк помог ей выйти из машины, теплой рукой поддерживая ее за талию. Они ступили в роскошный вестибюль: мозаичный пол с орнаментом в виде розеток; потолок, искусно расписанный гербами всех пятидесяти штатов; мраморные колонны; потрясающие люстры в форме огромных шаров, которые обнимали по четыре бронзовые женские фигуры; дорогие кожаные кресла; горшки с высокими пальмами. Грейс пожалела, что не взяла с собой более изысканное платье.

У входа в бар она остановилась, в нерешительности обозревая зал. Среди моря мужчин в деловых костюмах, попыхивающих сигарами и сигаретами, Грейс заметила лишь несколько женщин. Кто из них Энни? Она не сообразила спросить, как та выглядит.

В дальнем углу вестибюля Грейс углядела барную стойку и направилась к ней. Марк двинулся следом. Она повернулась к нему.

– Марк, я очень благодарна тебе за все, что ты для меня делаешь, но…

– Ты хочешь побеседовать с Энни наедине? – закончил он за нее.

– Ты обиделся?

– Вовсе нет, – улыбнулся он. – То есть, конечно, я тоже уже во все это влез, но я тебя понимаю.

– Просто мне кажется, она будет более откровенна, если я приду одна.

– Согласен, – кивнул он, опустившись в одно из мягких кожаных кресел. – Я подожду тебя здесь.

Грейс снова направилась к бару, чувствуя на себе взгляд Марка. Ее обдало жаром. Почему она так необычно реагирует на него? На нее это не похоже, она ведь не кисейная барышня. Пора положить этому конец. Грейс подошла к метрдотелю. Может быть, Энни заказала столик?

– Не подскажете, где можно найти Энни Райдер?

Метрдотель не раздумывая показал на барную стойку.

– Там, в баре «Раунд робин».

Грейс различила между двумя мужчинами женскую фигуру в униформе официантки. Энни была не гостьей «Уилларда» – она здесь работала. Грейс почувствовала себя полной идиоткой. Как ей раньше это в голову не пришло? Но откуда ж ей было знать?

Бар заполняли мужчины и клубы табачного дыма, и Грейс на мгновение пожалела, что отклонила предложение Марка сопровождать ее. Но она решительно пошла вперед.

– Простите, – произнесла она, и тучный мужчина отодвинулся в сторону, освобождая для нее место. Грейс подняла руку, подзывая Энни. – Я – Грейс Хили. Это я звонила вам сегодня.

Сначала она подумала, что Энни не больше тридцати, но, присмотревшись, заметила, что лицо ее с подрисованными бровями, измучено заботами и изрезано глубокими морщинами, которые не скрывал даже толстый слой пудры.

Энни вдруг занервничала, и Грейс испугалась, что та откажется с ней беседовать.

– Дайте мне несколько минут, у меня скоро перерыв. Подождите пока там. – Энни показала на боковую дверь. Грейс вошла в нее и оказалась в примыкающей к кухне кладовой. Она увидела полки с продуктами и несколько деревянных табуретов. Между коробками юркнула мышка. Грейс дала себе слово не прикасаться к еде в «Уилларде», если ей когда-нибудь случится здесь обедать или ужинать.

Мгновением позже появилась Энни. Она села на один из табуретов и жестом предложила Грейс последовать ее примеру.

– Вы сказали, у вас есть вопросы, касающиеся моей сестры.

– Да. И женщины, с которой она работала. Элеоноры Тригг.

Глаза Энни сузились, брови сдвинулись, напоминая некий необычный знак препинания.

– На которую она работала, – резко поправила она Грейс. – Элеонора всем этим заправляла. – Энни встала, словно собираясь уйти.

– Подождите! – умоляюще вскрикнула Грейс. – Простите, если расстроила вас.

– Будь она проклята эта Элеонора, – пробормотала Энни, снова медленно опускаясь на табурет.

Грейс удивилась. Чем так разозлила ее Элеонора? Но она решила сменить тему и достала из сумки фотографии.

– Вы знаете кого-то из этих женщин? – осведомилась Грейс.

– Видела некоторых, когда служила в УСО.

– Вы тоже служили в УСО?

– Да. Секретарем. Тоже хотела пойти в агенты, но Элеонора сказала, что я не гожусь. – Энни печально улыбнулась. – Она была права. Девушек-агентов я в основном знала по именам. – Она показала на снимки. – Эти – девочки Элеоноры.

– Что значит «девочки Элеоноры»? – спросила Грейс, осторожно возвращаясь к щекотливой теме.

Энни достала из сумки пачку сигарет.

– Элеонора возглавляла в УСО женский сектор спецопераций. Они посылали женщин в Европу. Связными и радистками. – Энни закурила и затянулась сигаретой. Затем свободной рукой взяла одну из фотографий. – Эту звали Джози. Ей было всего семнадцать, когда ее начали готовить.

Грейс представила себя в семнадцать лет. Ее тогда интересовали только школьные балы и летний отдых на пляже. Она даже на Манхэттене заблудилась бы. А эти девушки в одиночку боролись против нацистов во Франции. Грейс преклонялась перед ними и в то же время остро сознавала собственную несостоятельность.