– Сколько всего было женщин-агентов?

– Несколько десятков, – ответила Энни. – Максимум пятьдесят.

– Тогда почему фотографий всего двенадцать? – допытывалась Грейс.

– Эти не вернулись.

– Как они погибли?

– Их постигла мучительная смерть. Казни. Инъекции. – К этим женщинам должны были отнестись как к военнопленным. А их попросту уничтожили. В соответствии с директивой «Nacht und Nebel», немцы постарались сделать так, чтобы эти девушки бесследно исчезли.

– Как вы узнали?

– Слухи просачивались в штаб-квартиру, – ответила Энни. Она резко выдохнула, выпустив к потолку клуб сигаретного дыма. – Как правило, не по официальным каналам. Свидетельства других агентов, которые видели кого-то из девушек в концлагере, другие что-то слышали о них. А к концу войны уже ни для кого не было секретом, что они погибли.

Часы в вестибюле отеля пробили восемь. Наверняка у Энни скоро кончится перерыв, рассудила Грейс.

– Расскажите про Элеонору, – робко попросила она. – Что она была за человек?

– Она отличалась от остальных. Во-первых, она была старше. Во-вторых, иностранка. Из России или, может, из Польши, откуда-то с востока. – А по фамилии – Тригг – и не скажешь, отметила про себя Грейс. Специально поменяла? – В УСО она начинала обычным секретарем, – добавила Энни.

– И дослужилась до руководителя отдела, – вставила Грейс. – Должно быть, хорошо работала.

– Лучше всех. Элеонора была ходячая энциклопедия. Она на память знала досье каждого агента, до мельчайших подробностей. Людей читала как открытую книгу, с ходу могла сказать, кто создан для Балагана, а кто нет. Элеонора была не такая, как все. Себе на уме. В ее присутствии у вас всегда создавалось впечатление, что она что-то скрывает. Наверно, она просто выполняла свою работу.

– Вам она нравилась? – спросила Грейс.

Энни энергично тряхнула головой.

– Элеонору никто не любил. Но все уважали. Лучшего куратора для агентов на задании было не найти. Правда, выпить с ней вместе вам вряд ли захотелось бы, если вы понимаете, о чем я. Она была белой вороной: чопорная, суровая, не располагающая к общению. Интересно, чем она сейчас занимается?

Грейс прочистила горло.

– С прискорбием должна вам сообщить, что она умерла. – Она решила избавить Энни от жестоких подробностей. – Несколько дней назад, в Нью-Йорке.

– В Нью-Йорке? – повторила Энни. Казалось, она была больше удивлена, чем расстроена. – Что она делала в Штатах?

– Я надеялась, что вы сможете пролить на это свет, – отвечала Грейс. – В консульстве мне сказали, что они пытаются отыскать родных Элеоноры, кого-то, кто забрал бы ее тело.

Энни затушила сигарету в пепельнице, стоявшей на краю одной из полок. На конце окурка ее помада оставила отпечаток в форме идеально ровного круга.

– Никого они не найдут. В смысле, родных. Элеонора жила одна, – во всяком случае, после смерти матери. У нее никого не было.

– А как же личная жизнь?

– Никакой. Она ни с кем не общалась и не откровенничала. Мужчины ее не интересовали, нет, не в том смысле. Впрочем, женщины тоже. Только работа. Она была как остров в океане. Очень скрытная. Создавалось впечатление… что в ней заложено нечто большее, чем то, что бросается в глаза.

– Расскажите про спецоперации.

– Проблемы возникли с самого начала, – сообщила Энни. – Нельзя рассчитывать на то, что неопытные молоденькие девочки справятся с возложенной на них задачей на оккупированной территории после того, как их несколько недель гоняли по шотландским горам и научили стрелять. Хладнокровие и инстинкт выживания вырабатываются годами. Этому нельзя научить. Вторая проблема – масштаб операций, – продолжала Энни. – Всем известно, что секретные операции с участием трех человек имеют меньше шансов на успех, чем те, в которых участвуют двое. А возьмем, к примеру, группировку Веспера. Она была огромная, действовала в Париже и за его пределами. Возглавлял ее Веспер – Кардинал (кажется, это его псевдоним). В его подчинении находись десятки, может, сотни агентов. А чем шире агентурная сеть, тем более вероятен риск предательства и утечек.

– Простите, – перебила ее Грейс. – Про какое предательство вы говорите?

– Про предательство в отношении этих девушек, разумеется. – Пол под ногами Грейс, казалось, зашатался. – Вы же не думаете, что они все разом по собственной неосторожности выдали себя? Нет, – твердо изрекла Энни, отвечая на свой вопрос. – Их кто-то сдал. – Грейс, хотя и была удивлена, сумела скрыть свою реакцию, чтобы не прерывать Энни. – СД, Sicherheitsdienst, немецкая разведка, арестовала их всех в считаные недели перед открытием второго фронта. И не только в Париже, а по всей Франции. Их кто-то сдал. Во всяком случае, так считала Элеонора.

– Элеонора? Откуда вы знаете?

– После войны мы виделись один раз. Она приходила к Сэлли, попросила разрешения переговорить с ней с глазу на глаз. Я не должна была присутствовать при разговоре, но я осталась в комнате и все слышала. Я не могла оставить без присмотра сестру. Сэлли вернулась с войны в состоянии нервного истощения; не хватало еще, чтобы Элеонора снова разбередила ей душу. У той к Сэлли были десятки вопросов про девушек, пропавших без вести во время войны. Как и у вас. – Грейс охватило чувство вины: Энни, наверно, нелегко было рассказывать о войне и о том, чем занималась Сэлли. – А неделю спустя сестра погибла в автокатастрофе.

– Значит, Элеонора пыталась выяснить, что произошло с девушками? – спросила Грейс.

– Не «что произошло», а по какой причине. Она только об этом и говорила. Объяснила, что это как-то связано с рациями: кто-то отправлял радиограммы, выдавая себя за одну из наших радисток. Она интересовалась, не известно ли Сэлли что-нибудь об этом. Сэлли, конечно, ничего не знала. Элеонора поставила перед собой цель выяснить, что случилось с девушками – и кто их предал.

У Грейс перехватило дыхание. Неужели именно это привело Элеонору в Нью-Йорк?

– Мне пора возвращаться к работе, – сказала Энни, вставая.

– Спасибо, – поблагодарила Грейс. – Вам, я знаю, это далось нелегко.

– Нелегко. Но если вам удастся узнать что-то еще, значит, я страдала не напрасно. Потом сообщите мне, что выяснили, ладно? – попросила Энни.

– Обещаю, – кивнула Грейс.

– Спасибо. Те девочки для Сэлли были как сестры.

Это она должна благодарить Энни, а не наоборот, подумала Грейс, но выразить свою признательность не успела. Энни крепко пожала ей руку и вернулась за стойку бара.

Лондон, 1944 г.

Элеонора стояла в дверях кабинета Директора, сжимая в руке лист бумаги.

– Сэр, здесь что-то не так.