На этом толковании завершаются трудности, посвященные Слову свт. Григория на Пасху. Таким образом, последний пасхальный переход, о котором говорит прп. Максим, соотносится им с восхождением со Христом на небо (Вознесением), что трактуется анагогически применительно к душе каждого человека, в ком такое восхождение совершается.

56. amb. 61: 1385C–1388A

В amb. 61–62 дается духовное, анагогическое толкование словам свт. Григория из or 44 о двух обновлениях или освящениях (ἐγκαίνια) – скинии свидетельства и царства Давидова, затем в amb. 63 изъясняется смысл самого праздника Обновления (или Освящения), празднование которого стало для свт. Григория поводом обсуждения темы обновления. Or. 44 свт. Григория Богослова произнесено на так называемый праздник «Недели новой» («Новое Воскресение»), то есть первое воскресение после Пасхи. Речь у свт. Григория об обновлении в смысле таинства будущего века (дня восьмого); в этом контексте прп. Максим и объясняет его, впрочем, сама тема «восьмого дня» эксплицитно звучит у него не в этой, а в следующей серии трудностей (amb. 65–68) – толкованиях на Слово свт. Григория на Пятидесятницу.

В настоящей трудности скиния свидетельства [463] толкуется как таинственное домостроительство Воплощения Бога Слова. По другому толкованию – это образ видимого и невидимого мира, или же одного чувственного мира, или человеческого состава – души и тела, наконец, ее можно понять и как саму душу. Сходные толкования встречаются в Мистагогии (2-5), где они прилагаются к храму. Во всех этих толкованиях говорится об участии в творении и обновлении творения Лиц Троицы.

57. amb. 62: 1388AB

В настоящей трудности дается анагогическое толкование обновлению Царства Давида.

58. amb. 63: 1388C–1389B

В настоящей трудности анагогически толкуются слова свт. Григория о дне Обновления, или Освящения. Речь идет о первом воскресении (неделе) после Пасхи (Антипасха). В каком смысле свт. Григорий говорит об этом дне, как превышающем высокий? Подчеркнув необходимость постоянного обновления в жизни верующих, прп. Максим связывает далее праздник Обновления с причастием Богу (называя это вкушением божественных благ). Такой «силой», то есть смыслом, обладал уже и праздник Пасхи, но окончательную реализацию этой силы, подаваемой воскресением Христовым, символизирует праздник Обновления, который есть праздник обновления нашей природы уже не в Ипостаси Сына Божия, но в нас. Воскресение Христово является по этому толкованию – не само по себе, а в отношении к нам – очищением нас от всякого вещественного представления (или фантазии), а праздник Обновления – причастием божественным благам. Затем дается несколько других толкований, в частности, Первое воскресение соотносится с жизнью, исполненной добродетели, а Новое – с ведением. Во всех случаях прп. Максим подчеркивает динамику духовной жизни верных, имеющую свой коррелят и в жизни Церкви, в частности в последовательности ее праздников.

59. amb. 64: 1389BC

Последний толкуемый отрывок из or. 44: «Ненавижу и близость чрез воздух».[464] Эту крайне сжатую фразу свт. Григория прп. Максим истолковывает как адресованную женщинам-подвижницам, которые, глядя из окна на прохожих другого пола, находят повод для греха. Прп. Максим, останавливаясь именно на этой трудности в тексте свт. Григория, очевидно, продолжает мысль предыдущей трудности о том, что обновление начинается с очищения от фантазий и чувственных представлений.

60. amb. 65: 1389D–1393B

Настоящая трудность открывает серию толкований на четыре отрывка из Слова на Пятидесятницу (or. 41). Вместе с тем эта трудность предваряет «арифмологические» трудности прп. Максима, помещенные им в самом конце всего корпуса Трудностей к Иоанну. В этой и целом ряде следующих трудностей прп. Максим продолжает духовное созерцание чисел, в первую очередь семерки, которое начал в amb. 56. Свт. Григорий объясняет число пятьдесят как семью семь плюс один. Один берется из жизни будущего века; это одновременно и восьмой, и первый, и вечный день, в нем находят субботний покой души.

Прп. Максим толкует эту излюбленную для него тему. В Писании число семь имеет много значений, даже если говорить о покое. Однако, чтобы не перегружать свое толкование, он говорит о самых возвышенных значениях (1392А3). Затем прп. Максим кратко останавливается на своем учении о трех тропосах бытия: бытии, благобытии (или – злобытии), присноблагобытии, которое и придает твердость и неколебимость природе (1392В15). Это-то и есть благословенная Суббота из книги Бытия (1392С14) и, одновременно, первый и восьмой день (1392D13).

Наконец, прп. Максим дает и два других объяснения того же (1393А5). В первом толковании делается акцент на восьмом дне как источнике и начале всякого деятельного любомудрия (или делания) и всякого естественного созерцания, которые «минуются», то есть проходятся на стадии «седьмого дня». В восьмом дне уже нет места ни аскетическому деланию, ни созерцанию творения, то есть прекращается всякое природное действие, направленное на чувственное и тварное. Во втором толковании проводится различие между бесстрастием как итогом делания (это состояние в данном толковании прп. Максим называет «седьмым днем») и обретением божественной премудрости – восьмой день, который наступает уже после прохождения стадии созерцания.

61. amb. 66: 1393B–1396A

Одна из самых сложных для понимания «арифмологических» трудностей прп. Максима, который, ссылаясь на своего старца, толкует, каким образом слова пророка Илии «удвойте и утройте» могут быть поняты как свидетельство о тайне седьмого дня; другая, аналогичная трудность – почему о тайне «семи» могут свидетельствовать не только семь обращений пророка Илии,[465] но и то, что он три раза простерся над сыном сарептянки,[466] то есть каким образом те «семь» могут быть эквивалентны этим трем (или наоборот), как получается из слов свт. Григория в отрывке из or. 41.4: PG 36, 433B. Для объяснения этой трудности прп. Максим прибегает к античной арифмологии. Однако после пространных арифмологических пассажей прп. Максим снова обращается к богословию. Из арифмологии он воспринимает понятие о «девстве» семерки, затем отделяет это «девство» (как бы его ни понимать) от арифмологического контекста, то есть усматривает семерку исключительно по ее логосу «девства», и говорит, что в этом смысле она эквивалентна тройке, имея в виду Троицу, которая тоже «девственна» (хотя и в ином, богословском смысле).

После пространного первого объяснения дается еще одно, восходящее к триадологии: действие Трех Лиц Троицы – одно, это действие, в свою очередь, проявляет (или являет) четыре родовые добродетели – мужество, целомудрие, рассудительность и справедливость, которые, созерцаемые вместе с Троицей, образуют число семь.

62. amb. 67: 1396B–1404C

Свт. Григорий говорит о том, что числа, о которых