В грудах и горах никем не занятого тряпья позвякивалибутылки с бухаловом, мелькали тайком пронесенная трава, липовые документы,оружие, скудная мелочь и несколько тысяч билетных корешков. Где-то поближе ксцене виднелся пиратский гульфик Джембоуна среди одежды того, кто за негосражался.

Но людей не было.

Джембоун громко выругался, и его слова эхом вернулись кнему. Раздраженно пожав плечами, он потопал со сцены, мимо Ники, удостоив еголишь ядовитым взглядом и заметив:

— Завтра у нас еще один концерт, а переть отсюда четырестамиль. И какого хрена нам делать со всем этим дерьмом?

Все молчали. Даже стадионный менеджер.

Все они были напуганы наступившей тишиной и сами боялисьиздать малейший звук, лишь бы не исчезнуть, не лопнуть, не испариться.

Ники медленно вышел на середину сцены и уселся прямо накрай. Его ноги болтались как раз там, где охрана в желтых рубашках…

Были.

Ладно. Пункт первый: ты хотел славы, ты ее получил.

Пункт второй: аппараты занимали два сорокапятифутовыхтрейлера. Теперь всё уничтожено. Ники медленно уронил лицо в ладони.

Пункт третий: публика полностью занимала арену…

Стадионный менеджер скрылся. Вероятно, отправился искатьтелефон, не спекшийся в кусок пластмассы.

Раньше Ники мечтал попасть на обложки журналов "Рип"и "Роллинг Стоун", только не "Тайма" и"Ньюсуика". Он оставался сидеть на краю сцены, когда к нему в концеконцов подошли люди.

Сколько прошло? Время остановилось. Какая разница?

Дамы и господа, "Газм" покинул арену.

— Простите.

Подняв глаза, Ники увидел троих в костюмах. Стадионныйменеджер стоял за ними, вне зоны досягаемости. Стукачи всегда держатсяподальше, когда пахнет жареным. ФБР? ЦРУ? Тайная полиция? Эскадрон смерти? Какже можно наказать того, кто сотворил такое?

— Вы Ники Пауэрc? Вы — менеджер группы "Газм"?

Ники морально приготовился к наручникам. Он не ответил.Старшему, похоже, очень хотелось иметь точные исходные данные. Он говорилнеуверенно.

Ники посмотрел в его искренние глаза. Угрозы он там незаметил. Лишь нервное возбуждение.

— Эти джентльмены и я представляем министерство обороныСоединенных Штатов.

Пусть это называется интуицией, но Ники мгновенно понял, что"Газм" получит очередной концерт, без балды. А не потеряет. Улыбнулсялучшей своей деловой улыбкой и поднялся.

— Срань Господня! Что это за фотка здесь на стене?

Взметнув полы льняного пыльника и оставляя за собой шлейфсигаретного дыма, Стюарт Бонни решительно подошел к обрамленной в железнуюрамку фотографии, чтобы постучать по ней худым указательным пальцем. Взмахомдругой руки он смахнул с левого глаза длинную прядь темных волос, которая тутже упала на свое место.

— Джими Хендрикс, дружок. Кто ж еще? — ответил ЭлСильверстайн, складывая на груди коротенькие ручки и награждая Стюартасамодовольной ухмылкой. — Видишь там справа? Та фотка им даже подписана, иподписи остальных двух из "Экспириенс" тоже есть.

— Я знаю, кто это, но не хотите же вы сказать, что Хендрикси впрямь здесь записывался?

— Ага. — Лысеющая голова Эла качнулась в преувеличенномкивке, от чего два мясистых двойных подбородка запрыгали в узком воротничкерубашки будто две порции желе. — Еще в шестидесятых. Они останавливались тут напару сейшнов незадолго до фестиваля в Монтерее.

— Ну надо же, черт побери. — Голос Стюарта упал донехарактерного почтительного шепота. — Глазам своим не верю. И вы тогда тутработали?

Эл расплылся в улыбке, и вид у него стал такой, как будто ончему-то злорадствует. Это был маленький кругленький человечек, на целую головуниже худого как щепка Стюарта, но было в нем что-то, что заставляло егоказаться больше… гораздо больше. Может, дело было в его почти легендарнойрепутации в мире музыки.

— Позволь тебе напомнить, Стюи, что я владелец этойраспроклятой студии звукозаписи, так что, разумеется, я тут был. На каждомбогом проклятом сейшне. Говорю тебе, они только-только стали привлекать к себевнимание за пределами штата — Монтерей им это и принес, — и у меня они оставилисамые крутые, мать их раз так, пленки, какие я только слышал. Ни одна из них,конечно, не увидела свет.

— Ничего себе. — Стюарт был, как и следовало ожидать,поражен, но при этом пытался не выказать раздражения: никто не звал его"Стюи" с тех пор, как он пешком под стол ходил.

— Ну да. — Эл слегка нахмурился. — Они, э-э-э… потом всезапутались с юридическими проблемами с имуществом Хендрикса. Сам знаешь, чтотам творилось.

— Потрясно… — Затянувшись, Стюарт выдохнул струю дыма. — Нотолько не говорите, что они и теперь у вас. Я хочу сказать, эти пленки.

Эл небрежно пожал плечами. Угол рта у него поднялся в кривойусмешке, а черные, глубоко посаженные глазки так и лучились самодовольством. —Уж будь уверен. Они надежно заперты в сейфе студии вместе с целой дерьмотоннойвсего остального, чего никто, наверное, никогда не услышит.

— Надо же. А чего?

— Ну, у меня тут есть невыпущенный материал, записанный"Стоунз", когда этот блондин — как его там звали? Брайан? Да, БрайанДжонс — когда он был еще жив. Невероятно, что он умея выделывать на ситаре. Непомню точно дат, но это было в одно из их первых турне по Северной Америке.Черт, сам Джон Леннон заезжал ко мне и записал четыре-пять соло композиций, этобыло, когда он тут бражничал на Западном побережье с Нильссоном и его парнями.У меня есть треки "Дорз", записанные незадолго до того, как Моррисонуехал в Париж, пара вещей Стиви Рея…

— Надо же! Вы хотите сказать, что у вас есть невыпущенныйматериал "Дорз"?

— Почти на пол-альбома. Четыре песни, над которыми ониначали работать сразу по окончании "Эл-Эй. Вумэн".

— Надо же, — в который раз повторил Стюарт, удивленно качаяголовой. — Впервые слышу, что они тогда начали еще один проект.

— Да. И в то же время Маккартни вроде как собирался сюда напару дней, но в последний момент ему пришлось отказаться. А жаль. — Насталаочередь качать головой Элу.

Стюарт вновь глубоко затянулся сигаретой, потом выдохнулсерый клуб дыма, переходя на пару шагов дальше по коридору к следующейфотографии в рамке. Это был черно-белый глянцевый портрет Джима Моррисона,который стоял, поставив ногу на усилитель. По нижней части фотографии прямо поего затянутым в черную кожу чреслам ползла золотом роспись. На фотографииМоррисон обеими руками — прямо как бейсбольную биту — сжимал бутылку виски и,наклонив голову, глядел в пол. Длинные вьющиеся волосы занавешивали лицо, но Стюарттут же узнал выгнутую в самодовольной ухмылке верхнюю губу легенды рока.Мальчишкой в Челси, штат Массачусетс, Стюарт ночь за ночью практиковался передзеркалом в ванной, добиваясь этой презрительной усмешки.