Все до единого фотографии были сделаны за какие-то недели,если не дни, до смерти музыкантов.

От этой мысли Стюарта до глубины души пробрала дрожь, какойон очень и очень давно не испытывал.

— Потратишь пару минут на осмотр студии? — спросил Эл,подходя к запертой двери. — У нас тут довольно примечательная аппаратура,последний писк, так сказать, а акустика здесь так просто уникальная. Могугарантировать, здесь у тебя будет такой звук, какого нигде больше не сыщешь.

С мгновение порывшись в карманах штанов, он извлек большойлатунный ключ, который вставил в дверной замок. Улыбнувшись через плечоСтюарту, он повернул ключ.

В тот момент, когда Стюарт услышал, как с щелчкомповорачивается реверсионный механизм замка, увидел, как распахивается дверь,его прошиб холодный пот — аж до слабости в коленях. Легкие болели отсдерживаемого дыхания, а когда он вслед за Элом прошел в просторную студию, всемысли ему застила стена белой воющей пустоты. Он едва сознавал, что видел,оглядывая просторное помещение с его застекленной кабиной звукооператора,тянущейся вдоль всей задней стены. Звуковые деки, музыкальные инструменты,обтянутые губкой микрофоны, нагромождения усилителей, складных стульев истолов. Огромная коллекция гитар и прочего оборудования. Эл продолжал щебетатьто о том, то о другом, но Стюарт обнаружил, что просто не в силах вслушиватьсяв его болтовню, — он все пытался переварить собственные мысли.

Невозможно! Быть того не может! — раз за разом повторял онсамому себе. Никак, черт побери, не может тут быть никакой взаимосвязи.

Но и отрицать это было нельзя. Все до единого люди, чьифотографии украшали стены студии "Чистый звук", умерли вскоре послетого, как были сделаны эти снимки. И еще одно поразило Стюарта: из того, что онзнал из истории рок-н-ролла, он на что угодно бы поспорил, что большинстворок-критиков согласятся с тем, что все до единой фотографии были сделаны тогда,когда музыкант был на вершине его или ее карьеры. Может, не на пикепопулярности, которая в большинстве случаев взмывала еще выше после гибелимузыканта, но, во всяком, случае на вершине творчества!

Чем больше он об этом думал, тем более очевидной становиласьэта взаимосвязь.

— Так вот, — продолжал Эл, широким жестом обводя студию, —не хочешь сыграть что-нибудь для меня? Посмотреть, каков будет звук?

Ошарашенный неожиданным вопросом, Стюарт огляделся вокруг,моргая, как вытащенный на солнце крот. Он так был поглощен своимирассуждениями, что, казалось, потерял ориентацию в пространстве, как будтопонятия не имел, кто он, или где он, или что он тут делает.

Эл отошел к нескольким гитарам, расставленным на обитыхпоролоном стойках. Выбрав одну, черную акустику "Мартин", он покачалее, словно взвешивал, прежде чем протянуть Стюарту.

— Давай же. — Эл с предвкушением кивал и улыбался. — Яслышал тебя в записи, но мне бы хотелось послушать, на что ты способен живьем ибез группы. Настрой ее и сыграй мне какую-нибудь мелочь. Я пока пойду в кабинуи запущу пленки.

— Я… я… э… я не знаю, мистер Сильверстайн. Я хочу сказать, яне… э-э-э, — зазаикался Стюарт.

Первой его мыслью было, не нарушает ли он какой-то пунктсвоего контракта, особенно если Эл собирается сейчас писать, но, садясь наскладной стул и пристраивая поудобнее микрофон, так чтобы он был поближе кзвуковому отверстию гитары, он отмел эти возражения. Стюарт поперебирал паруминут струны, подкрутил колки, удостоверяясь, что гитара настроена. Он решил, акакого черта, он сыграет "Сыщи мне звезду", песню, которую он написалпару лет назад, но до времени придерживал, считая, что она слишком уж хороша,чтобы отдавать ее команде, придерживал ее для первого своего сольного альбома —когда бы он там ни случился.

Он услышал постукивание по окну кабины звукооператора и,подняв глаза, увидел, как Эл, опираясь на кулаки, подался вперед над пультом.Вот Эл поднял руку, чтобы коснуться наушников, которые уже успел нацепить себена голову, вот он указывает куда-то под ноги Стюарту. Стюарт поглядел посторонам, пока не увидел пару наушников, висящих на стойке микрофона. Сняв"уши", он надел их, потом поправил так, чтобы динамики лежалипоудобнее.

— Ты нормально меня слышишь? — раздался голос Эла.

Пройдя через наушники, его голос снова показался неприятноблизким, но Стюарт заставил себя широко ухмыльнуться, подняв вверх большиепальцы, мол, "порядок".

— Голосовой микрофон тоже включен. Скажи пару слов, чтобы явыставил уровни.

— Проверка звука, раз-два, — прочистив горло, сказал Стюарт.— Проверка звука, раз, два, три.

— Порядок. Я готов. — Эл улыбался ему из-за стекла кабины. —Просто бери аккорд, как будешь готов, идет? Раз, два, три… — Он ткнул большимпальцем в сторону Стюарта. — Пошла запись.

Стюарт снова перепроверил, настроена ли гитара, потом взялпервые аккорды "Сыщи мне звезду". Как только, заполняя глухую тишинустудии стремительными переборами струн, полилась музыка, Стюарт испытал хотькакое-то подобие облегчения. Он любил играть. С самой средней школы музыка быладля него убежищем, сперва от суматошной жизни в трущобах Челси с разведеннойматерью и двумя младшими братьями. Осталась она им и потом, когда он добыл себеопределенную славу и у него стало достаточно денег, чтобы купить, чего душеугодно. Он действительно обретал покой и отдохновение, возможность уйти отзабот, только когда играл.

Отвернувшись от микрофона, Стюарт прокашлялся и начал петь,отдаваясь на волю мелодии и слов. Его внезапные необъяснимые страхи передфотографиями в коридоре как будто таяли, и вскоре он и сам уже растаял в песне.Истекающие из гитары ноты омывали его потоками теплой умиротворяющей воды, аголос, которому он никогда особо-то и не доверял, в этой комнате звучалбесконечно богаче и мягче. Каждую высокую ноту он брал с точностью иуверенностью, каких никогда не ощущал в себе раньше. К тому времени, когда он дошелдо последнего куплета, на глазах у него и впрямь выступили слезы.

И словно впервые Стюарт по-настоящему услышал и почувствовалвыворачивающее душу томление и одиночество в сердце своей песни. Теперь онуслышал ее как отчаянную мольбу о хотя бы маленькой толике мира и тишины в этойего сумасшедшей жизни рок-звезды.

А единственной проблемой — Стюарт нутром это знал — было то,что он еще не на самом верху.

Он еще туда не взобрался.

Во всяком случае, как он это себе представлял.

Нет, он все еще чувствовал себя каким-то рок-н-ролльнымфэном, пустышкой, на которого все еще производят впечатление фотографии мертвыхрок-звезд — настоящих легенд рок-н-ролла. Ну и что ж, что альбом его группывышел на первое место? "Броукенфейс" держался на самом верху лишьнеделю! Дерьмо, это же не считается! Полно команд такое смогли и исчезли безследа, и никто о них ничего больше не слышал. Блики в сковородке, однохитовыегении. А теперь на Стюарта и его ребят давят, чтобы они записали альбом,который вернул бы группу наверх и там бы и удержался. А если им это не удастся,то за каких-то пару месяцев и они превратятся в запись в чьей-нибудь колонке"Где вы теперь?".