– Если Элеонора убила Хепнера – ей конец. Если нет – тотолько правда спасет ее. Она боится, что присяжные не поверят ей. Мой долг –раскрыть правду, а затем проследить, чтобы ее узнали присяжные и поверили в то,что это и есть правда.

– Да, твой долг – показать Этель Белан лгуньей, СьюзенГрейнджер – контрабандисткой, а Элеонору – невинной девочкой в беленькомплатьице, – саркастически заметил Дрейк.

– Элеонора почему-то поступает таким образом, что разрушаету других веру в себя. Сьюзен Грейнджер излучает уверенность, и у всех создаетсявпечатление, что это серьезная, целеустремленная женщина и уж точно говоритправду, сидя в свидетельской ложе. Она гордится собой, обладаетаристократическими манерами. Она с презрением смотрит на любые увертки и махинации.Кажется, что она не имеет за собой никаких грехов. С другой стороны, именноЭлеонора трясла револьвером, врала о замужестве, заявляла, что убьет любимого,если он ей изменит, и что если он не достанется ей, то никто его не получит.Она предавала себя каждый раз, когда раскрывала рот. Как только она признаетсяиз свидетельской ложи, что знала, что Дугласа Хепнера убили из ее револьвера и…Тут все понятно без объяснений.

Пол Дрейк взглянул на часы.

– Да, Перри, наверное, ей придется готовиться в газовую камеру,– вздохнул сыщик. – Конечно, страшно неприятно, что Гамильтон Бергер одолелтебя на этот раз, но ничего не поделаешь.

– Дело – как по специальному заказу окружного прокурора, –заметил Мейсон. – Неудивительно, что Гамильтон Бергер ходит такой счастливый.Он уже несколько лет ждет победы надо мной. На этот раз все складывается в егопользу.

– Но что ты все-таки намерен делать, шеф? – спросила ДеллаСтрит.

– Не представляю, – признался Мейсон. – Элеонора – мояклиентка, и я собираюсь ее защищать в меру своих сил и возможностей. ГамильтонБергер, несомненно, провел обеденный перерыв в беседе с Уэбли Ричи. Если СьюзенГрейнджер наврала, то Ричи, конечно, не станет ее поддерживать, аследовательно, Бергер объявит о завершении представления версии обвинения, кактолько заседание суда откроется вновь. Если же, наоборот, окажется, что Ричиготов подтвердить все, что рассказала Сьюзен Грейнджер, Бергер пригласит его наместо дачи показаний.

– Но ты не в состоянии растягивать перекрестный допрос Ричидольше нескольких минут, – заметил Дрейк. – Если, конечно, он только подтвердиттот разговор.

– Мне необходимо найти где-то изъян. Моя единственнаянадежда – это то, что Гамильтон Бергер объявит о завершении представленияверсии обвинения без приглашения Ричи в качестве свидетеля. В таком случае яточно буду знать, что с рассказом Сьюзен Грейнджер что-то не так. Если онвызовет Ричи – дело Элеоноры безнадежно. Ричи – барометр.

Мейсон, Пол Дрейк и Делла Стрит вернулись во Дворецправосудия, сели в лифт и поднялись в зал, где слушалось дело по обвинениюЭлеоноры Корбин.

Клиентка Мейсона определенно проплакала весь обеденныйперерыв. Ее глаза опухли и покраснели, что, бесспорно, совсем не способствовалопобеде адвоката.

Делла Стрит посмотрела на суровые мрачные лица двенадцатимужчин и женщин и на то, как они без всякого сочувствия оценивали обвиняемую, исклонилась к Мейсону:

– Боже, шеф, я сейчас сама готова разрыдаться. Ты тольковзгляни на лица присяжных.

– Знаю, – ответил Мейсон.

Улыбающийся Гамильтон Бергер в сопровождении помощников спобедным видом вернулся в зал суда. Через несколько секунд судья Моран занялсвое место и объявил заседание открытым.

– Обвинение готово? – обратился судья Моран к окружномупрокурору.

– Сейчас все решится, – прошептал Мейсон Делле Стрит.

Гамильтон Бергер поднялся на ноги.

– Ваша честь, – повернулся он к судье, – мы хотели быпригласить еще одного свидетеля. Мы не предполагали, что он готов подтвердитьверсию мисс Грейнджер, пока мисс Грейнджер не заявила, что ее разговор собвиняемой слышал еще один человек, что крайне удивило нас. Поскольку я недогадывался, что подобная ситуация имела место, я не спрашивал об этомразговоре ни мисс Грейнджер, ни мистера Ричи. В своей беседе со мной точно так же,как во время дачи показаний из свидетельской ложи, мисс Грейнджер говорила, чтотогда присутствовали только она и Элеонора Корбин, и я не стал это уточнять.Мне просто не пришло в голову спросить, слышал ли их разговор кто-то, кто неприсутствовал во время него. Я упоминаю все это, чтобы объяснить суду иадвокату защиты свою позицию. Мистер Уэбли Ричи, пройдите, пожалуйста, вперед.Вы уже принимали присягу, так что прямо садитесь в свидетельскую ложу.

Ричи направился к месту дачи показаний с чувством собственногодостоинства, сел на предназначенный для свидетелей стул и покровительственнопосмотрел на Мейсона, потом, повернувшись к Гамильтону Бергеру, приподнял бровив немом вопросе. Все его манеры показывали, что он благосклонно разрешилокружному прокурору допросить его.

– Вы слышали разговор между обвиняемой и Сьюзен Грейнджерпятнадцатого числа текущего года? – обратился Гамильтон Бергер к свидетелю.

– Да, сэр.

– Где происходил тот разговор?

– У дверей квартиры триста шестьдесят.

– Кто присутствовал во время того разговора?

– Мисс Грейнджер и обвиняемая.

– Перескажите нам, пожалуйста, суть разговора, – попросилГамильтон Бергер.

– Минутку, – перебил Мейсон. – Мне хотелось бы задатьпредварительный вопрос.

– Я не думаю, что вы имеете на это право, – заметилГамильтон Бергер. – Вы можете выступить с возражением, если желаете.

– Хорошо. Я возражаю на основании того, что для ответа напоставленный вопрос требуется вывод свидетеля. Свидетель только что заявил, чтово время разговора присутствовали два человека, следовательно, он сам неприсутствовал.

– Но он может дать показания о том, что слышал, – сказалсудья Моран.

– При условии, что он идентифицирует голоса, а никакогодолжного обоснования заложено не было.

– О, если вы так хотите!.. – с раздражением воскликнулБергер и повернулся к свидетелю: – Вы знакомы с обвиняемой, мистер Ричи?

– Да, сэр.

– Вам приходилось с ней разговаривать?

– Ну… при случае.

– Вы знаете ее голос?

– Да. Я прекрасно знаю ее голос.

– И она была одной из участниц того разговора?

– Да, сэр.

– А второе лицо?

– Это была мисс Грейнджер.