На охоте…

— Охотничья песня? Как называется? — Садо сморщился с отвращением. — И мелодия не закончена, — продолжал упрямствовать он.

— Пробуждение — это любимая охотничья песня моего папы, — я сделала паузу, что каждый вспомнил, что из себя представлял сир Юстиний Блау. — Поэтому я называю ее Данью памяти. Правила соблюдены. Совершенно любая известная мелодия. Я ошиблась хотя бы в одной ноте, господа судьи? И, конечно, я могу закончить, — я поклонилась Садо с насмешливым почтением, крутнув флейту между пальцами. — Если господа не против, я могу продолжить…

— Против, — эхом раздался хор голосов, и от судей и от тех трибун, чтобы были к сцене ближе всего.

— А леди Блау не затруднит сейчас исполнить вторую часть? — раздался осторожный голос военного судьи.

— Колыбельную? — Я улыбнулась сладко-сладко и с сожалением развела руками. — Я ещё не до конца выучила эту мелодию. Могу ошибиться в нотах…

— Ошибиться, тогда не стоит, не стоит, — замахал руками толстяк распорядитель. — Квалификация пройдена, приступаем ко второй части.

Я с любопытством оценила его фигуру. Сложно представить, как с такой комплекцией он резво бегал по лабиринтам подземелий, улепетывая от тварей. Или внешность обманчива, и в молодости он был постройнее?

Я выполнила традиционный поклон и пошла вниз со сцены, на которую уже вносили низкий столик для цитры. Марша не изменяла своим пристрастиям.

У входа в зал ожидания меня уже ждал один из легионеров. Судя по нашивкам — помощник центурия, судя по очкам и выправке — кабинетный.

— Леди Блау, — уважительное приветствие. — Мы бы хотели уточнить…

— Они не проснутся, — перебила я. — Я не прошла половину. Они спят. Сладко-сладко, можете поверить… слову Блау, — и я успокоительно улыбнулась в ответ.

Легионер выдохнул, поправил очки, ещё раз смерив меня изучающим взглядом.

— Ваша вторая песня, меня просили уточнить…

— Тоже военная, но ничего из старого. Это новое произведение, которое ещё не звучало под этим небом. Вам должно понравиться.

При слове понравиться у него дрогнули губы, но он удержал невозмутимое лицо. Отдал честь, отсалютовав мне, как равной, и ушел докладывать.

— И что это было? — Фей-Фей сразу вцепилась в меня так, что не оторвать, показывая кивком на спину удалявшегося легионера. — Я не знаю эту песню.

— Это пробуждение. Ещё есть колыбельная. А то, что не знаешь, Фей, поверь мне, это очень хорошо.

— Но знают военные и они, — Фей-Фей кивнула на оживленные трибуны. Если до этого на перилах висела в основном молодежь, то сейчас, почти выстроившись в ровную линию, которая опоясывала Арену, в каждой ложе впереди стояли Старшие. Хорошо хоть без атакующих плетений.

— Но что это за мелодия?

— Старая. Очень старая. Про то, что при желании можно разбудить любую тварь, — если бы я прошла середину песни-зова. До этого момента все, кто должен спать, остались спящими. И во всем Пределе сейчас нет ни одного «породнившегося», кроме мелкой девчонки, которую вызвали на поединок, на который закрыли глаза все те, кто сейчас стоял у перил, оторвав задницы от мягких кресел. Те, кто промолчал.

Одного Блау достаточно, чтобы разбудить, но не достаточно, чтобы упокоить. Я хотела, чтобы они вспомнили, кто именно охраняет границу, кто хранит их покой, кто стоит на страже. За столько столетий сытого спокойствия. Только твари могут управлять тварями.

Не элементальщики, не торговцы, не иллюзионисты, не менталисты, не Тиры с их финансовой империей. По одному Роду породнившихся на каждый Предел. И на Севере правильно исполнить Зов не мог никто.

Никто, кроме Блау.

— Что дальше? — Фей-Фей изучала большие военные барабаны, которые с помощью легионеров притащил в зал ожидания Геб. Они были рассчитаны на взрослого мужчину и доходили Фей почти до пояса.

Я неопределенно пожала плечами. Меня значительно больше волновал вопрос, какой будет реакция дяди на исполнение зова. Все остальные меня не волновали вообще. Я даже боялась представить размер бури, которая разразится в поместье, когда он вернется.

Убить не убьет, это факт, но…

— Вайю! Ты слышишь меня? Перерыв заканчивается. — Нам дали десять мгновений на подготовку, как будто мы действительно участвуем во втором туре Турнира, а не просто меряемся размахом собственной гениальности.

— Я слышу. Барабаны тут. Горн тоже. Вы играете следом за мной — я начинаю, вы подхватываете, я опускаю палочки — вы прекращаете играть. Ноты стандартные. Я надеюсь, марш все помнят наизусть? — Геб закивал вихрастой головой, а Фей просто закатила глаза.

— Интересно, что будет исполнять Фейу? — Фей-Фей с любопытством косилась в другой угол зала, где стайка бабочек-приспешниц, одетая в одинаковые ярко-алые платья, расшитые сполохами огня поправляли прически. Судя по цитре и реквизиту, Марша и во втором туре будет исполнять то же самое, что и в прошлой жизни. Свою личную Песню огня. А что ещё может придумать огненный элементальщик?

— Леди Блау, — старичок помощник распорядителей подошел не слышно и застыл за моей спиной, огорченно потирая дужки очков.

— Слушаю.

— Правила, — он нервно потряс скомканным свитком в руках, — правила Турнира запрещают использование других лиц в представлении, если вы не подавали заявку минимум за восемь декад.

— Как мы могли подать заявку заранее, если получили вызов только сейчас? — Возмутилась Фей-Фей.

Старичок мучительно покраснел.

— Правила запрещают при отсутствии заявки, — закончил он совсем тихо.

— Это…

— Фей! — я дернула гневно пыхтящую Фей-Фей за рукав, ещё немного и она кинется на старичка с кулаками. — Леди. Фей. Как ведут себя леди? Мистер Гладей здесь не причем, — старичок вскинулся, удивленный, что я знаю его имя. — Если я правильно понимаю, о правилах Турнира вспомнили только что? И вас отправили, как гонца, приносящего дурные вести…

Старичок сначала закивал отрицательно, потом согласно, а потом совсем сник.

— Но…

— Тихо. О нарушении каких ещё правил вы должны мне сообщить?

— Вы не имеете права привлекать сторонних лиц. Заявка подается заранее. При исполнении композиции во втором туре надлежит сменить наряд, чтобы образ был свежим и отражал дух новой мелодии.

— Да это…, — Фей-Фей вырвалась и выдернула из рук старика смятый свиток, с которого он зачитывал. Там было ровно три пункта, тушь даже не успела до конца высохнуть. Буквы ехали неровным курсивом — список писали в большой спешке. — Запрет на использование магов-иллюзионистов? Запрет? — она возмущенно потрясла куском бумаги в воздухе. И даже обычно невозмутимый Геб потемнел лицом и сдвинул брови.