Катер медленно шел вдоль берега, метрах в десяти отнабережной, уже рассвело, и в нежном акварельном, нереальном утреннем светеМазур увидел и в самом деле прелюбопытное зрелище: насколько хватало взгляда,по набережной смеющимися кучками и в одиночку устало брели дамы вэкстравагантных туалетах, рассыпая вокруг острые лучики бриллиантового сияния,и кавалеры, в большинстве своем одетые отнюдь не в старинном стиле. Надпальмами витали смех, усталые, чисто по инерции звучавшие азартные выкрики, атакже незатейливый русский мат.

– С такси в эту пору здесь хуже некуда, – сказалаОлеся. – Вот и чапают наши хозяева жизни пешочком пару верст до своихлюксовых отелей. Иногда дорога брильянтовыми сережками и прочей мишуройпрямо-таки усыпана...

– Вы, часом, классовую ненависть не испытываете ли к своимработодателям? – спросил Мазур.

– Ни капельки. А вы?

– А на кой черт? – пожал он плечами. – Мне и безнее комфортно.

Он замолчал, всмотрелся, пытаясь определить источникказалось бы невозможных здесь звуков. Сдвинул верхнюю половинку выгнутого окна,прислушался. Нет, никаких сомнений – рассыпчатые переборы баяна.

Вскоре обнаружился источник музыки – особенно когда усталошагавшие дамочки стали рассыпаться в стороны с визгом и вполне цензурными комментариями.По-над берегом, под ожесточенный бряк бубенчиков, неслась запряженная медвежьейтройкой повозочка, сама по себе производившая немало шума. Мишки в намордниках,можно бы выразиться, закусили удила, неслись со всех своих косолапых ноженек, посторонам повозки бдительно бежали цыгане, сверкая вымученными улыбками и усталовыкрикивая что-то стандартное типа «Ай, жги, ромалэ!» А в повозке, как-тоухитряясь удерживать равновесие, возвышался лысый Вадик, любительностальгических дискотек – и с большим воодушевлением, растягивая меха допредела, ж а р и л «Катюшу». Довольно, надо сказать, умеючи. Косолапили тяжелойрысью медведи, грохотали колеса, кидались в стороны, ломая каблуки,расфуфыренные дамочки, провожая затейника теми самыми словечками, что звучалитридцать лет назад на танцплощадках, а Вадик, сияя искренней улыбкойсчастливого человека, орал:

– Гармонист был очень пьян, растянуть не мог баян! Двапомощничка в момент разодрали инструмент! Держись, Франция, чтоб тебе вустрицейподавиться!

Вот именно, подумал Мазур с определенным злорадством.Держись, Франция, а также вся остальная Европа. Эти здешние идиоты полсотни летпугали друг друга краснозвездными танками и комиссарами с ножом в зубах – иведать не ведали, что боялись вовсе не тех. А уж от э т и х войсками НАТО хрензагородишься, старушка Европа...

Нарушая его приятные размышления, Олеся негромко сказала:

– Только не думайте, что вы одним махом разрубили в е с ьклубок проблем...

– Да что вы, я и не думаю, – сказал Мазур. – Я ужепримерно понимаю расклад. Те, кто против вас работают, не угомонятся. Попробуютчто-то другое – и, быть может, то, что благодаря мне этот ваш воротила вНьянгаталу не попадет, им только прибавит прыти. Правильно понимаю?

– Абсолютно, – кивнула Олеся с усталым и крайнесерьезным лицом. – Игра раскрутилась так, что никто уже не остановится.Вряд ли у т е х хватит сил и возможностей на серьезный переворот, такие вещипросто не делаются, вы наверняка лучше меня знаете... Но вот очередной а к ц ии против президента следует ждать очень скоро.

– Я понял, – сказал Мазур, глядя вслед унесшейсямедвежьей тройке. – Когда в Африку?

– Послезавтра. Вы готовы?

– Всегда готов, – сказал Мазур спокойно.

Ах, что это было за зрелище! Жаль только, никого из старыхзнакомых не случилось поблизости, чтобы полюбоваться и оценить в полной мере...

Из знаменитого отеля «Негреско» (числится в десятке лучшихотелей мира) беспечной походочкой хозяина жизни вышел адмирал Мазур – в светломлегком костюме, светло-синей рубашке и соответствующих туфлях. Швейцарраспахнул перед ним дверь, и Мазур небрежно прошествовал, так привычно, словнобыл благородным доном из тех, у кого даже собака в конуре и мыши за печкойимеют родословную, уходящую к крестоносцам.

Двигаясь все так же раскованно и несуетливо, с видомчеловека, которому все окружающее успело смертельно надоесть, он шел познаменитой Английской набережной. Справа росли темно-зеленые пальмы, в большомколичестве и совершенно прозаически, как в России лебеда. За пальмами иневысокой балюстрадой, значительно ниже, опять-таки во множестве торчали зонты,синие в белую каемочку, и синие шезлонги, пустые пока что все до единого.Справа белело скучное здание, больше всего похожее на коробку из-под обуви сминимумом архитектурных излишеств, – Мазур так и не выяснил, что тамрасположено, да и не собирался этим заниматься. Лениво врастал в буржуазныйбыт, поскольку делать было совершенно нечего, а до назначенной встречиоставалась еще чертова уйма времени.

Опершись на балюстраду, он оглянулся на знаменитый отель.Честно говоря, Мазура он разочаровал. Впервые он это название встретил еще вдетстве, читая том из «Библиотеки приключений» с романами о комиссареМегрэ, – да и потом не раз сталкивался. А когда увидел своими глазами,разочаровался. Подсознательно ждал увидеть некий огромный дворец – а оказалось,довольно скромная построечка, без особого размаха и грандиозности...

Какое-то время он пытался определить, по какой именно дорогеудирал по крыше от полиции убивец из повести Сименона, но скоро бросил этобесполезное занятие – столько насчитал п у т е й о т х о д а, что и гадатьбесполезно. Лично он, доведись ему смываться по крыше «Негреско», выбрал бы...

– Кирилл Степанович? – негромко произнеслирядом. – Не уделите ли немного времени?

Произнесено это было по-английски – либо коренной американецизъяснялся, родом из Новой Англии, либо удачная подделка. Голову Мазур повернулабсолютно спокойно, без малейшей нервозности. В конце концов, он здесь пребывалсовершенно легально и не было поводов бояться кого бы то ни было. Да иработодатели – люди серьезные, за ними, как за каменной стеной...

Рядом с ним, так же опершись на балюстраду, примостилсяабсолютно незнакомый субъект, одетый вполне прилично, примерно ровесник Мазура,разве что пониже и поуже в плечах. Физиономия у него была примечательная: всепо отдельности, нос, губы, взгляд, прическа и прочее было самым обыкновенным –но, собранное вместе, позволяло сходу обозвать незнакомца ш п и к о м. Такая ужу него была рожа, моментально вызывавшая не самые приятные ассоциации – то ли схудшими образчиками отечественных особистов, то ли опять-таки не с самымилучшими импортными сыскарями, в свое время пытавшимися то там, то сям осложнитьжизнь тому, за кого в данный момент выдавал себя Мазур.

– А вы прекрасно держитесь, – сказал незнакомец сухмылочкой. – Даже ухом не повели...