…Сердце реки! Неужели они его так легко отыскали? Но зачем тогда остальные две подсказки? Эрик и Аста слушали, замерев. И очнулись, когда Тамино вдруг сказал:

— Ребята, вы как будто из другого мира. Такое у меня чувство, не могу объяснить почему. Вы откуда?

Аста и Эрик переглянулись. Они не знали, что делать — открыть ему правду они сейчас не могли, но хотели чем-то отблагодарить за искренность и желание поделиться своей историей. А как лучше всего отблагодарить мастера, если тебе понравилось его изделие?

И Эрик ответил:

— Мы не можем тебе сейчас этого сказать. Но вещь, которую ты сделал, очень важная. Мы хотели бы купить ее. Она поможет нам найти… то, что нужно этой женщине-реке. Ей без этого плохо, и поэтому другие люди тоже в опасности. Сколько стоит твоя работа?

Тамино прищурился, в карих глазах блеснули искорки.

— Я подарю вам кулон, — решил он. — Река же мне помогла, и я тоже ей хочу помочь. Только одно условие — расскажите мне все, когда будет можно. Я подожду и поверю вам на слово, но я хочу знать. Обещаете?

На том и порешили. Договорились, что Тамино сейчас же позвонит в магазин, а они заедут по дороге и заберут кулон. Уже прощаясь, Эрик спросил:

— Скажи, а в том твоем походе тебе попадались какие-нибудь… м-м… особенные луга?

Мастер даже рассмеялся:

— В смысле с фиолетовыми коровами?[9] В Альпах все луга особенные, там много красивых мест.

— Какой-нибудь луг, на котором был бы праздник… Свадьба, гулянья, что-то такое.

Тамино задумался, потом пожал плечами:

— Да вроде нет. А что именно вы ищете?

Но они не знали, что ищут. Поэтому еще раз поблагодарили своего нового друга, попрощались и поехали обратно в центр города.

— Хорош потомок, — хмыкнул Давид, убирая зеркало в карман. Подслушать и подсмотреть беседу, стоя под окнами мастерской, оказалось совсем не трудно. — Могу поспорить, у него предки из наших — из тех, что не остались в Ноде, а разбежались по всему свету в поисках лучшей жизни. Рыжий, кот рыжий, да еще и ювелир… Допросить бы его как следует.

— Не надо силы тратить, мы и так все узнали. — Ким старался казаться деловитым и равнодушным, но внутренне напрягся — хоть бы брат действительно не решил пытать мастера. Но Давид не унимался:

— Нодиец, который помогает арнэльмцам в поиске Сердца. Невероятно. — И вдруг сжал кулаки, стиснул зубы. — Ух, так бы и врезал!

— Пойдем, — сказал ему Ким. Вспышки злости у брата в последнее время его пугали. Он вынул из рюкзака бутылку воды, полил на обожженные ладони. — Если вместе с этими сядем в автобус, может, узнаем, что дальше.

И они направились к автобусной остановке. Аста и Эрик шли впереди в полном молчании, а мысли братья подслушивать не умели.

* * *

Кафе в булочной у вокзала было почти пустым — обеденный наплыв народу уже схлынул, а вечерний еще не начался. Присев за столик в дальнем углу, спиной к дверям, Аста наблюдала, как Эрик один за другим высыпал в чашку с кофе четыре пакетика сахара. Белоснежный островок быстро тонул, поглощаемый со всех сторон кофейным океаном с молочной пеной. Аста собралась было что-то сказать по поводу здорового питания, но, к счастью, Эрик ее опередил.

— Значит так, — объявил он. — Нам срочно нужно в Альпы.

Час от часу не легче.

— Зачем? Что ты собираешься там искать?

— Не знаю. Но я чувствую, что где-то там и есть этот луг. Где «среди празднующих» мы найдем вторую часть.

— Вторую часть чего, Эрик? — Она уставилась на лежавший на столе узкий картонный футляр с кулоном, как на блюдо, которое принесли по ошибке. — Я и насчет первой-то ничего не поняла. Допустим, Арна каким-то образом вдохновила Тамино на работы — если он и правда нодийского происхождения, как мы предположили, то ничего удивительного. Но что мы нашли? Юриста, который вдруг сменил профессию? Сердце из искусственного рубина? Ты это хочешь предложить Арне?

— Нет. Мы нашли подсказку, куда двигаться дальше, — ответил Эрик очень спокойно. — Точнее, почти нашли. Так что сейчас приедем — и собирайся, пойдем в поход.

— Эрик, ты соображаешь, что говоришь? Ты когда-нибудь ходил в походы?

— Два раза. Ну, не совсем в поход, я с друзьями ездил на лыжах кататься. Правда, почти не катался и половину не помню, но… мы же пить не будем?

— Ясно. — Аста сделала глоток латте со льдом, помешала трубочкой в высоком стакане. — Пока у нас нет какого-то более-менее четкого плана, я никуда не еду. Собственно, с чего ты взял, что ехать надо немедленно? Тамино был в Альпах осенью, кажется, в сентябре. И в это время уже холодно по ночам, так что нам нужна специальная одежда и еще всякое… Это если мы найдем, куда идти…

Тут она заметила, что Эрик не слушает. Он смотрел куда-то мимо нее, и на губах его застыла радостная, но какая-то осторожная улыбка, как будто он нашел клад и не верил своему счастью.

— Кажется, я понял, — протянул он и перевел взгляд на Асту. — Нам не нужно в горы.

— Слава богу.

— Вообще-то, к Терезе Саксен-Гильбургхаузен.

— К кому?!

— Луг Терезы.[10] — Глаза у Эрика заблестели, как в лихорадке: — Где Тамино видел сон? На вокзале в Мюнхене. Осенью. А теперь подумай, какой самый главный осенний праздник в этом городе?

Аста обреченно вздохнула:

— Неужели нам надо ехать на Октоберфест?

— Конечно. — И Эрик вдруг развеселился. — И разве это не здорово? Пиво, сосиски, девочки… Мальчики, если угодно.

— И не обязательно за всем этим тащиться в Баварию, — пробормотала Аста, втайне жалея, что не ей пришла в голову разгадка. — Ну хорошо, значит, до сентября поиск приостанавливается?

— Вроде того. Понятия не имею, что делать столько времени.

— Ну, это ты не имеешь понятия, а у меня работа. Ладно. — Она допила свой кофе и встала. — Пойдем, сейчас наш поезд придет. Поскорей бы домой…

Кажется, лето вчера только началось, а сегодня глядь, — и перевалило за половину, покатилось к осени спелым яблоком. Дни стояли жаркие, удушливые. Как говорили в Арнэльме, «вода кипела в воздухе». Близость реки делала воздух влажным, как в тропиках, короткие еще ночи пахли обжигающе свежей перечной мятой и чайными розами. Медвяная роса утром испарялась, едва всходило солнце, чтобы вечером выпасть снова, посеребрить налитую соком малину и кисти раннего, с тугими медными усами винограда. Некоторые сорта его оставались висеть на лозах до седой осени, накапливая густую, пряную сладость, и не портились. Именно из них делали вино, которое пили в городе по большим праздникам, и бочки с ним, окованные железными обручами, хранились в подвале ратуши как большая драгоценность.